Рафаэлю Санти, позволяло, затаив дыхание, делать снимки, которые оставались живыми – как стоп-кадры кино, готовые в любой момент продолжиться. – Урбино уже сам по себе музей под открытым небом,– говорил Ренато, не уставая водить Нелли по узким улочкам. – Ты представляешь, в кафедральном соборе, который построили ещё в одиннадцатом веке, сейчас хранятся картины Пьеро делла Франческа, Федерего Бароччио, Тимотео Вити; а церковь Сан-Спирито расписана внутри рукой великого Луки Синьорелли; а церковь Сан-Доменико украшена барельефами делла Роббиа, – продолжал Ренато и Нелли слушала его, и восхищалась достопримечательностями забывая о времени, забывая о веке высоких технологий и потерянном прошлогоднем лете, а с ним и осени. Тогда она едва не оступилась, согласившись на ухаживания пожилого банкира Бориса Евгеньевича, оказавшегося для неё слишком домашним, практичным, через чур предсказуемым и правильным. Нелли приняла предложение Ренато быть вместе отчасти и из-за желания побыстрее избавиться от начавших тяготить её отношений, будучи уверенной, что её любовь к свободе не будет ограничена. Борис воспринял новость о внезапном расставании сдержанно, но был уверен, что Нелли рано или поздно одумается и вернётся. Он продолжал ей периодически звонить, предлагать помощь и настаивать на том, что они созданы друг для друга, но Нелли понимала – назад пути нет. Последний раз они виделись на выставке Ренато, куда банкир умышленно заехал из любопытства, и сам был поражен размахом и глубиной фотографий и картин. Ренато успел написать несколько портретов Нелли, где она предстала в образе бабочки Грета Ото. Полупрозрачные одежды, а где-то и вовсе только батист и органза в качестве соблазнительного материала, под лёгкой пеленой которого, отчётливо просматривалась соблазнительная грудь и бёдра. В свои пятьдесят Нелли могла дать фору многим моделям, не только по стройности фигуры, но и по упругости кожи, и силе воли. При наличии ресторана, любви к алкоголю и сладостям, Нелли не позволяла себе терять форму, а с ней и внешнюю привлекательность. Но Ренато считал, что это благодаря внутренней гармонии с собой, умению наслаждаться жизнью, и любить. Он был уверен, что Нелли создана для любви, и ему под силу эту любовь в ней приумножить, и самому оставаться наполненным до краёв. Чем больше Ренато отдавал ей любви, тем полнее ощущал её в себе, и его это возбуждало, даже когда Нелли была с ним холодна, как в последнее время. Она так и нашла замену шеф-повару Бартоломео, постоянно предпринимая попытки контролировать работу его помощника. Тот отчаянно старался, но как только Нелли уезжала из ресторана, умудрялся испортить очередное блюдо. – Это уже ни в какие ворота не лезет,– сказала она, позвонив Ренато. – Поговори с Бартоломео, может он ещё попробует найти кого-то на замену. – Какие ворота, Нелли? Per favore, parla chiaramentе (с итал. – пожалуйста, говори яснее)! – растерянно произнёс Ренато. Он только успел прикурить, сделав перед этим глоток обжигающего кофе, и приготовился размышлять над новыми образами для очередной
