и часов, проведенных над мелкими деталями.
– Мама, мы же с тобой договорились, что ты больше не будешь брать работу на дом.
– Я в последний раз. И мне сразу заплатили. По три доуна за коннектор.
Родительница протянула мне свернутые в трубочку по старой ее привычке бумажки. Я поморщилась. Глаза защипало.
– Возьми. – вглядываясь в мои помутневшие глаза, настаивала мама. – Мы много куда должны. Не будут лишними.
– Мам, – начала я, но голос сорвался. Помолчала и попробовала снова. – Мам, я нашла новую работу. Платят триста доунов в день.
Камэла опустилась обратно на стул и прижала руку к груди. На лице отразилась целая гамма эмоций от удивления до вязкого страха.
– Что же это за работа такая? – тихо поинтересовалась мама.
– Ничего криминального. Правда. – вглядываясь в карие глаза матери, заверила я. – Я должна помогать мужчине…
– Мужчине… – прошептала мама.
– Да, ну дослушай. Он инвалид. То есть временно не может ходить… То есть может… Но с великим трудом. Я должна сопровождать его на стадион. Сумку носить, ну и по мелочи…
– И за это – триста доунов? – не веря, прищурившись, спросила чуткая до вранья женщина.
– Мам, он богатый. Живёт в угловой высотке. Ему эти триста доунов – нет ничто. – стараясь не отводить глаз, уверенно отрапортовала я, умолчав о переодеваниях.
Мама промолчала, но все также недоверчиво смотрела на меня.
– Так что не надо больше этих коннекторов. – указав рукой на гору деталей, попросила я.
– И надолго эта твоя новая работа? – спросила мама. А я… Хотела бы я сама знать ответ на этот вопрос.
– Не знаю. – честно, скривившись, ответила я.
– Ладно. Переодевайся и садись. Сейчас чаем напою. А график какой? – пустилась в расспросы мама, одним уверенным движением смахнув детали со стола в картонную коробку.
– В шесть утра и вечера. Каждый день. По три часа. – прокричала я из комнаты, натягивая сухую футболку и просторные домашние шаровары. Прошаркав тапочками по и без того истертому полу, я опустилась на табурет.
Камэла поставила передо мной бокал и насыпала туда ложку заварки. Я принялась разглядывать узор, сложенный из упавших пока ещё сухих чаинок.
– Ну, а с остальной работой что будешь делать?
– Кинотеатр закрылся на реконструкцию. Просили больше не приходить. А с Санти я поговорю. Может удастся взять отпуск.
Мама подошла к столу с исходящим паром чайником и налила в бокал дымящийся кипяток. Чаинки взвились и снова улеглись на дно. Перед моим носом на столе появилась тарелка с недоеденными вчера блинами.
– Зачем? Оставь карапузам. – отодвинула тарелку я.
Камэла придвинула ее обратно.
– Ешь. И так без слез не взглянешь. Худущая. В чем только душа держится. – мамина рука легла на мою взъерошенную влажную макушку и бережно пригладила волосы. – Ешь давай. – скомандовала женщина