после первой же вашей партии, что наши это, настоящие русские господа офицеры и солдаты.
На местах была полная неосведомленность до того, что даже священник не имел никакого представления, какие цели преследовал адмирал Колчак, что представляла из себя Белая армия, чего она добивается.
– Крестьяне совсем сбиты с толку. Боятся они, боятся всего и больше молчат теперь, про себя думы хранят. Ну а только все они, кроме Царя, ничего не желают и никому не верят. Смело могу сказать, что девяносто процентов моих прихожан монархисты самой чистой воды. А до остального они равнодушны: что белые, что красные – они не понимают и не хотят никого.
Кончили ужин и долгие разговоры, в которых священник развивал и доказывал эти основные мысли. Ложимся спать. Я уже улегся в кровать, как входит из кухни адъютант, пошептавшийся там о чем-то со священником, и докладывает:
– Ваше Превосходительство, Вы лучше не спите на этой кровати: здесь отдыхал генерал Ямшинецкий, а у него сыпной тиф.
– Ну, какая разница?
И действительно – не все ли равно было спать на этой кровати или на полу рядом. И на каждой буквально остановке были так перемешаны больные и здоровые.
Через день утром выхожу садиться на лошадь, кругом идут сборы в поход; из нашей избы выводят под руки несколько слабых шатающихся фигур. В одной узнаю подполковника К., офицера с Русского острова. Узнал и он меня, смотрит с похудевшего лица огромными, какими-то туманными глазами. Здороваюсь, рука офицера горячая, как раскаленная печь.
– Что с Вами, подполковник?
– Виноват, Ваше Превосходительство, – отвечает он в полубреду, – сыпной тиф.
– Ну, поправляйтесь скорее, будьте молодцом.
– Постараюсь, Ваше Превосходительство…
С каждым днем все больше и больше больных; почти половина саней наших длинных обозов занята ими. Но, видимо, свежий воздух Сибири действовал лучше всяких лекарств: смертных случаев почти не было, все, кроме очень пожилых людей, выживали.
Движение колонн было рассчитано так, что пять дней каждая из них должна была двигаться самостоятельно, по заранее составленному маршруту; расстояние между дорогами было от 60 до 90 верст, почему поддерживать связь на походе было почти немыслимо. Единственно, к чему мы должны были стремиться, – чтобы движение совершалось точно по расчету. Тогда около станции Зима (с городком того же названия) обе армии должны были сойтись в один и тот же день, соединиться снова, чтобы наметить дальнейший план действий.
3-я армия шла южной дорогой через два-три больших старых села и несколько новых деревень, созданных главным образом переселенческим управлением, в период перед самой войной, для новоселов. И местность, и деревни, и дороги – все было еще более глухое, дикое, заброшенное, жившее своим укладом, своими местными интересами, далекое от гремевших событий, от великой русской трагедии, разыгрывавшейся тогда на необъятных пространствах Руси.
Но и здесь оказалось несколько банд, сформированных социалистами;