слов благодарности и поучения. В этот момент четки из крупных янтарных бусин выпали из его руки и затерялись среди толпы. Зрители тотчас подхватили их и разделили между собой по одной бусине. Те, кому они достались, хранили их потом как священную реликвию; будь это даже четки самого́ трижды благословенного святого Франциска, они не вызвали бы такого ажиотажа. Аббат, улыбнувшись их рвению, благословил присутствующих и покинул церковь, всем видом своим выражая смирение. Но было ли смирение и в душе его?
Антония проводила аббата тревожным взглядом. Когда дверь за ним закрылась, ей показалось, что она утратила нечто необходимое для счастья. По ее щечке тихо скатилась слеза.
«Он не бывает в миру! – сказала она про себя. – Наверно, я больше никогда его не увижу!»
Лоренцо заметил, как она отерла слезу.
– Понравился ли вам наш оратор? – спросил он. – Или вы думаете, что Мадрид переоценил его талант?
Сердце Антонии было так переполнено восхищением, что она охотно воспользовалась поводом поговорить о монахе, тем более что Лоренцо уже не казался ей чужим человеком и стеснительность ее поубавилась.
– О! Он намного превзошел все мои ожидания, – ответила она, – до сих пор я не представляла себе, какова сила красноречия. Но когда он заговорил, его голос внушил мне такой интерес, такое почтение, я даже могла бы сказать – такую привязанность к нему, что я сама дивлюсь остроте своих чувств.
Лоренцо улыбнулся, оценив смелость ее выражений.
– Вы молоды и еще только вступаете в жизнь, – сказал он. – Вашему сердцу все ново в мире, оно полно теплоты и чувствительности, и всякое впечатление воспринимается остро. Вы безыскусны и потому не ждете обмана от других; глядя на мир сквозь призму своей искренности и невинности, вы полагаете, что все люди, окружающие вас, заслуживают доверия и уважения. Как жаль, что этим светлым видениям суждено скоро развеяться! Как жаль, что вам предстоит узнать низость рода людского и защищаться от ближних своих, словно от врагов!
– Увы! – вздохнула Антония. – Злоключения моих родителей достаточно дали мне примеров ненадежности мира, сеньор! И все же испытанная мною теплая симпатия не может быть обманом.
– В данном случае я допускаю такую возможность. Поведение Амброзио безупречно; у человека, который провел всю жизнь в стенах монастыря, не было повода оступиться, даже если бы в его характере имелась такая склонность. Но теперь, когда по долгу своего служения он обязан хотя бы изредка общаться с миром, а значит, подвергаться соблазнам, общество уже вынуждает его выставлять напоказ весь блеск своей добродетели. Это опасное испытание; он сейчас в том возрасте, когда страсти особо сильны, необузданны и властны; безупречная репутация делает Амброзио легкой добычей для обольщений света. Такой выдающийся человек, увлеченный новизной впечатлений, может стать жертвой тяги к удовольствиям; и даже природные таланты могут поспособствовать его