снова педантично сосчитал горчичные зёрна и протянул капусте два пузырька.
Мара даже не поблагодарила его – так торопилась.
– Только обяжательно соблюдайте дожировку! – закричал ей вслед продавец. – Инаше эффект получится обратный!
Но Мара уже не слышала. Она отбежала в сторонку и щедро побрызгалась луковыми и чесночными духами.
«Вот теперь-то я…» – торжествующе подумала Мара, как вдруг отовсюду в зале послышались недовольные возгласы.
– Что за ужасный запах! – кричала какая-то почтенная репа. – Как неприлично – приходить на бал и гнить при всём честном народе!
– Наверное, это мой бочок… – покраснел от стыда помидор в галстуке.
А Маруся поняла, что запах исходит от неё. Она быстро ободрала все листья, которые успели пропитаться лекарствами, и, к своему ужасу, обнаружила, что плотных верхних листьев у неё больше не осталось. Правда, те, что прятались под ними, были мягче и приятнее на ощупь.
Пекинская капуста Тамара и фрау Кольраби
Нет бы Маре успокоиться и пройти мимо Зеркала, но она снова подбежала к нему и с вызовом сказала:
– Свет мой, зеркальце, скажи
Да всю правду доложи.
Я ль на свете всех важнее,
Всех я мягче и нежнее?
Зеркало в ответ только ухмыльнулось:
– Извини, конечно, но листья у тебя жестковаты – что есть, то есть. То ли дело пекинская капуста! Её даже салатом называют, такая она мягкая.
Мара рассердилась на Зеркало – зачем оно врёт? Не может капуста быть мягкой, как салат. Но мимо королевским шагом шествовала пекинская капуста Тамара, придерживая на ходу пышные юбки. Их ткань была настолько мягкая, что от зависти Марусе даже захотелось подножку поставить, чтобы Тамара запуталась в своих листьях и растянулась на полу.
Мара снова направилась к прилавку лука-порея. Тот тщательно протирал товары влажной губкой, вполголоса насвистывая песенку «Жил на свете старый лук».
– Что-нибудь для смягчения листьев у вас есть? – бесцеремонно выпалила Маруся.
Лук-порей даже подпрыгнул от неожиданности.
– Ой, как вы меня напугали, у меня же мог случиться сердешный приштуп! Ладно, пошмотрю, что тут у меня для мягкошти лиштьев. Вот, бальжамчик из лягушиной кожи. Тридшать горчишных зёрен!
– Что?! – у Маруси даже глаза на лоб полезли от такой наглости.
– Тридшать, и ни зёрнышком меньше, – отрезал торговец.
«Вот нахал, – подумала Маруся. – Цены у него растут, как на удобрениях».
Она пожала плечами и ушла, решив, что справится с задачей и без Казимирова «бальжама». Мара стала скручивать и выжимать свои юбки, стараясь сделать их мягче. Из них потёк прозрачный капустный сок, да так много, что проходивший мимо официант-огурец поскользнулся и чуть не упал со своим подносом. А торжествующая Мара снова побежала к Зеркалу:
– Ну, – кричит, – свет мой,