что другая его взяла
И прочь увела с собой!
Молю, о всесильный Хозяин Тьмы!
Пусть слёзы текут по его лицу,
За то, что в торжественный день не мы
За счастьем пошли к венцу!
Пускай от него отречется мать,
Пускай он утратит семейный кров!
И будет бескрайней тоске внимать,
И видеть лишь боль и кровь.
Пусть станет ничтожен, как клоп, как вошь…
И я появлюсь. И промолвлю так:
«Моими молитвами ты живёшь.
Ты всё потерял, дурак!».
Она спохватилась в какой-то миг:
«А может, женитьбу простить ему?».
Но поздно – исторгнут из сердца крик.
Молитва летит во Тьму…
***
Аркадий Борисович из-под век
На сонных студентов взглянув, басит:
«Сегодня обсудим Х век.
Язычество на Руси».
Не ведает, маркер к доске прижав,
Что у Сатаны на карандаше…
Чадит безответной любви пожар
В девичьей немой душе.
Немое танго
…а жизнь – несомненно, радость. Ей раньше всегда казалось
Что «умер» – не то чтоб вправду, а как бы ушёл из зала
На время. Помоет руки, покурит – вернётся снова.
И лихо наполнив рюмку, возьмёт на банкете слово.
Но молодость мчится шустро, поскольку здесь нет стоянки:
Шампанское брызжет в люстры, мужчины желают танго,
И женщин, как Аль Пачино, выводят на гладь паркета.
А кто-то нашёл причину, пораньше уйти с банкета —
Сбежал, не назначив встречи, невежливо и внезапно.
Но надо ли портить вечер? И можно обдумать завтра,
Насколько ей сердце ранил горячий и грубый мачо.
Вот так представлялось раньше. А нынче совсем иначе.
***
«И был-то ещё не старый. А умер – как щёлкнул пальцем…», —
Плывут друг за другом пары в нелепом беззвучном танце.
Скользят по паркету тени седых мужиков и тёток.
И в воздухе – лишь кряхтенье, одышка и скрип подмёток.
И шепчут, едва живые: «Беде не помочь слезами».
Так страшно стоять впервые одной в середине зала —
Как зимней промозглой ночью на брошенном полустанке.
Да, танец её не кончен. Но дальше – немое танго.
Демиург
Поэтесса из Тамбова тщится вставить в строчку слово —
Увлекательно-пустое, как ушедшие года.
Только с буквами работа получается хреново:
«Чёрт возьми, но „априори“ не влезает никуда!».
Полицейский из Норильска средь снегов заглох на трассе.
Телефон сигнал не ловит – смысла нет звонить зазря:
«Что ж ты, мать твою «Приора», не заводишься, зараза?
Так недолго и загнуться, откровенно говоря».
Поэтесса морщит носик, крутит в пальцах сигарету,
А старлей глядит с надеждой в ледяную темноту.
Но иссякло вдохновенье,