вёсла, горят костры.
Мать выходит в урочный час,
Отпускает его: спи, сын…
«Она прячет глаза в объективе…»
Она прячет глаза в объективе
Из плеча прорастает ромашка.
Её мир был мишенями в тире.
Ей никак не даётся растяжка:
Эта гибкость… ей проще послать всё,
Чем искать деликатные фразы.
Говорящие фото? Прекрасно.
Мёд под сердцем? Всё тот же, янтарный.
Улиц шорох хрустит на страницах.
Расправляет под ветром плечи.
Над еловыми чашами птицы
Нашептали: ромашка излечит…
«Плыть, разлетаясь в скрипичную бурю…»
Плыть, разлетаясь в скрипичную бурю
Танго смерчить на мозаике ливня.
Встретиться с тенью, сыграть увертюру:
Шут и мыслитель в искрящихся нитях.
Кофе – в зрачках и корица – в запястье.
Плеск в золотой пустоте – гулко сердцу.
Воздух петляет разбуженным зайцем,
Тянет: касайся огня. Просто. Честно.
Хрупкая веточка времени взгляда —
Остро: моё, неслучайное. Немо
Древние крылья хребет расправляют,
Плавятся дымным прибоем сквозь клейма.
«На незнакомом мне языке…»
На незнакомом мне языке
я говорю с тобой.
Ветер, играющий, тёплый, сквозь свет
плещется за спиной.
Дверь открывается: снова с собой
встреча среди зеркал.
Должен ли мир объяснить мне язык,
что для тебя создал?
Стой на тропе в предрассветном огне
или лети во тьму —
что я тебе и зачем я тебе,
может быть, не пойму.
У взрослых лесов есть особенный слух.
Каждый наш след – печать.
Сосны ли, ивы – встречаешь судьбу.
Если идёшь – встречать…
«Сказочный дом витийствует…»
Сказочный дом витийствует
Кто-то подводит часы.
Пьёт саксофон Балтийское.
Синь заливает листы
с обводами скул высокими.
С тёплым мерцающим сном.
Снова с Невой в странном сговоре:
быть чуть побольше собой.
Пишем как дышим и пробуем
вишню, имбирь и закат.
Было же нечто подобное
пару недель (век?) назад?
И плыло «жёлтое танго»,
И мир – безупречный – на дне
Находит меня, янтарную,
И вновь поднимает на свет.
«Малина, перец, шоколад…»
Малина, перец, шоколад
миндальный лепесток.
Ирония и духота. Томящийся Пьеро.
Смешно. Пойти по кабакам,
пытаясь обуздать.
Срывать строку. Бить по рукам.
Безумство – записать…
Ты вправе нежностью раздеть
до сердца часовых.
Но время – дверь, закроешь – след
прервётся