в лучшем случае, так ведь по большому-то счету – бывшего товарища Сталина грабят! Это как назвать?
Уличную драку, внезапную и скоротечную, вспомнить и то бывает затруднительно, а тем более – описать. Не будешь же, как в голливудском сценарии, перечислять все замахи, удары и финты.
Помню, что бросился на прорыв, чтобы прикрыть Ирину и с боем отступать до близкого уже подъезда. Получил сильный боковой удар палкой по ребрам. Сам кому-то крепко врезал. Через пару секунд ощутил себя лежащим на тротуаре. В экспрессионистском ракурсе – снизу вверх – увидел, как Ирина, имевшая неплохую, по ее словам, спортивную подготовку, сбила с ног того, что с нунчаками, и, прижавшись к стене, делает руками жесты в каком-то «зверином стиле».
Сжавшись, я прикрыл коленями живот, что спасло от удара, который мог бы стать и последним.
Дальше вообще как блики фотовспышки. Вертящиеся перед лицом Ирины нунчаки, омерзительная кривая ухмылка замахивающегося палкой парня. Распахнувшееся на третьем этаже дома напротив окно и головы любопытных в подсвеченном сзади прямоугольнике. И гулкий звук выстрела, оранжевое пламя перед стволом непонятно когда выхваченного из внутреннего кармана куртки пистолета.
И с этого момента время вновь пошло нормально. Пуля между лопаток бросила владельца нунчака мимо Ирины, на грязный и вонючий мусорный бак. Он словно прилип к нему с раскинутыми для последнего объятия руками, а потом медленно стал оползать вниз. И дальше я не колебался. После войны, Валгаллы и всего прочего обычных, естественных для мирного, законопослушного человека рефлексов у меня, оказывается, уже не было.
Тем более что занесенная над моей головой палка готова была раздробить череп или перебить позвонки. Состояния необходимой обороны не смог бы отрицать самый суровый прокурор. Хотя уж о нем-то я совершенно не думал.
После первого выстрела спуск отжимается будто сам собой, без малейшего усилия. Еще одна вспышка, веер искр от не успевшего сгореть пороха, и второй, выронив палку, постоял секунду-другую, царапая пальцами грудь, будто не пуля туда попала, а раскаленный уголек залетел под рубашку. Потом парень резко сломался пополам и ткнулся лбом в снег. Из горла его с бульканьем исторгся рычащий стон. И все.
Третий испуганно раскрыл рот, сделал движение, собираясь выбросить нож и поднять руки, но не успел. Ему остался дуплет. Я же говорил, что, начав стрелять, ухоженный пистолет делает это будто сам собой…
Последний, он же первый, кто все затеял, с визгом метнулся за угол. Положить и его вдогон труда бы не составило. Да, может, и стоило. Однако я опустил ствол. Ко мне кинулась Ирина, в окне наверху с треском захлопнулись створки. Даже в «Будапеште», в сотне метров отсюда, вроде бы стихла музыка.
– Давай, быстро! – Я потянул Ирину за руку. Бежать не имело смысла, до нашего подъезда полминуты хода, милиции не видно и не слышно, а свидетелей, с замирающим сердцем прилипших к темным стеклам, я не боялся.
Ну а МУР, если он здесь и существует,