в нашем Юсковом становище – шестеро каторжных, беглых. А всего в общине за пятьдесят беглых, опричь холопов, какие ушли от помещиков. Когда мы едем общиною, к нам подступу нет. Из Поморья общиной вышли; держимся старой веры, печати и спроса Анчихристова не признаем! Держали нас на Волге и в Перми, а потом – идите, зело борзо, паче того – в Сибирь. Дале гнать некуда. Ну а если по семьям стали бы перебирать?..
Лопарев подумал: многих бы заковали в кандалы!.. Ну а сам он разве не беглый каторжник?
Неспроста Ефимия удержала его в ту ночь возле телеги, не дала ввязаться в судное моленье. И что бы он мог сделать, Лопарев, одни против сотен фанатиков?
«Четвертым гореть тогда!..»
И спросил про Ефимию: где она сейчас?
Третьяк подумал, прищурился:
– И я не зрил благостную на всенощном моленье, зело борзо!
– Не было, не было, – сказал Данило.
Михайла-вдовец угрюмо заметил:
– Может, на костылях висит?
Третьяк вздрогнул и выпрямился:
– Спаси Христос!
Данило тоже перекрестился.
– Бабы, идите отсель! Живо!
Бабы тотчас ушли из избы.
Лопарев поинтересовался: что еще за костыли?
– Филаретовы, – ответил Третьяк. – В избе у него в стене костыли набиты, во какие. К тем костылям веревками привязывают еретика, когда тайный спрос вершат апостолы Филаретовы. Ох-хо-хо!
Лопарев вспыхнул:
– Кто дал право Филарету вершить подобные судные спросы?
– Тихо, Александра, тихо! – урезонил Третьяк. – Экий порядок с Поморья тащим. Филарет-то – духовник собора!.. И апостолов из пустынников набрал, чтоб держать крепость веры. И всю общину в страхе держит – не пискни, огнем сожгут. Может, порушим ишшо крепость Филаретову. Потому: Сибирь – не Поморье!
Данило Юсков перепугался, замахал руками:
– Негоже, негоже, Третьяк! Филаретушка – святитель наш многомилостивый!..
– Чаво там! – отмахнулся Третьяк. – С Александрой толковать можно в открытую, зело борзо. Не из верижников!
– Один Бог ведает.
Лопарев заверил, что с ним можно говорить в открытую, и что он не принимает крепость, и даже готов высказать это на собрании общинников, чтоб укоротить руки Филарета.
– До рук далеко, Александра, – вздохнул Третьяк. – Дай до Енисея доползти, а там…
Третьяк недосказал, что будет «там», но Лопарев догадался и, вспомнив разговор с Филаретом про Ефимию, сказал о нем. Все слушали внимательно.
– Беда, должно, беда! – охнул Данило. – Филаретушка и сына свово Мокея потому отправил на Енисей, чтоб извести благостную!..
– За что извести? За что? – не понимал Лопарев.
Третьяк выпил вина, попросил Семена наполнить кубки, а тогда пояснил:
– Сказ короткий, Александра. Филаретушка чует, как земля у него из-под ног уходит. Зубами душу не удержишь, зело борзо! Такоже. И крепость Филаретова скоро лопнет –