пульсировала и белила щеки. – И – почему я? Фамилию назвали спецслужбы или террористы?
– Переговоры уже велись, по телефону. Сразу после захвата. Пресса еще ничего не знала. Выдвинутые требования выглядят невыполнимыми. Их ультиматум – ждут шесть часов. Фамилии назвали заложники. Просили допустить политиков – бандиты согласились. Из названных четверых трое – не в Москве. Остались вы. Поэтому вас предупредили утром. И поэтому вот такая вот просьба. – Иван Иванович надавил: – Просьба! Не приказ. Вы можете отказаться…
Он пристально разглядывал Марию, пытаясь угадать ее реакцию. Внешне спокойная, Мария замерла, стараясь сделать вид, что размышляет, хотя все мысли просто исчезли. Пустота. Выдержала паузу. И вздохнув, как-то по детски горестно, сказала:
– Я согласна. Что делать?
Генерал выдохнул – не то облегченно, не то обреченно – не разобрать.
– Сейчас вас отвезут на место захвата. Никаких контактов с внешним миром. Семью предупредим. Информация уйдет, но позже – сейчас это лишнее. Я вас провожу…
И снова – мягкий ковер, паркет, ступени, но только в обратном порядке, и – маленький внутренний дворик, где наконец-то можно глотнуть, схватить жадным ртом спасительный влажный воздух.
– Не ходи туда, – доносился сквозь вязкую тишину чей-то голос. – Не ходи туда, слышишь? Ты, конечно, храбрая, взрослая.
Опытный политик. Но… В общем, таким, как ты, – не надо туда, слышишь?
Мария с удивлением оглянулась на Ивана Ивановича. Его лицо преобразилось – словно вдруг постарело на десять лет и стало совсем другим – простым и неофициальным.
– Откажись, – настойчиво цедил генерал, замедляя шаги. – Я давно за тобой слежу. Не пойму, как ты вообще в политике существуешь – таких наша свора уничтожает. Но, может, время поменялось, а может, нет… Не ходи, откажись – никого не спасешь, сама только пропадешь с потрохами. Откажись, мы закроем информацию. Откажись, и все…
Они остановились. Замерли друг напротив друга. Мария продолжала изумленно смотреть на Николаева: к чему весь этот монолог? Неужели он думает – она не понимает, что снова неугодна кому-то и снова кому-то мешает? Понимает, конечно. И то, что террористы могут не отпустить ее, к сожалению, тоже.
– Понятно…
«Надо же, – подумала она. – Вот она, ирония судьбы: ты так много говорила об этом, дорогая, ты сумела убедить всех – и людей, ставших сегодня заложниками, и даже террористов, что переговоры – возможны, и как же ты поступишь сейчас?»
Помолчала…
– Я пойду. Там же люди… дети… Они ждут. Я ведь потом жить с этим отказом не смогу… – и добавила, теперь уже вслух, то, что твердила про себя, как мантру: – Все будет хорошо… а вы уж постарайтесь…
Генерал кивнул, и лицо его вновь стало приобретать привычные черты степенности, собранности, решительности. Только стало как будто еще чуть более усталым.
– Ну, пока. – Мария пожала его большую ладонь. – То есть – до свидания, Иван Иванович…
Снова мелко заморосил дождь…