не встретиться.
Ноябрь. Год заканчивается. Скоро начнется новый, год новых консулов, новых преторов и эдилов,[26] старых склок в сенате и неразрешенных проблем. Какие интриги, какие схватки на форуме! И зачем? Чтобы один год повелевать этим сумасшедшим Городом на пару с каким-нибудь идиотом, а потом удалиться от дел и смотреть, как другие набивают свои кошельки? Разве не безумие, что народ, покоривший весь мир, год от года становится все беднее! Разве не безумие, что воинственные римляне не жаждут больше служить в легионах; разве не безумие, что в этот великолепный Город стекаются сокровища со всего мира, а следом сюда же стекаются подонки со всех концов огромной Республики, все мерзавцы, преступники и подлецы?
Клодий выпил полную чашу хиосского вина, но не почувствовал хмеля. Человек шесть подозрительных личностей о чем-то совещались в темном углу, да еще три философа, явно вольноотпущенники, драли глотку, споря о цели бытия и природе богов, готовые вцепиться друг дружке в растрепанные бороды. Один философ тайком что-то записывал – чужие мысли, надо полагать, чтобы выдать потом за свои. И правильно делал. Разве можно удержать при себе мысль? Высказал – улетела. И, может быть, не умрет. Если проходимец-бродяга запишет ее и употребит. Но философия сейчас мало кого интересует. Теперь в Риме говорят о пирах и безумно дорогих рыбных блюдах, о драгоценных камнях и драгоценных шелках, что привозят с Востока, – они стекают с пальцев летним дождем и сверкают, как солнце. Где прежняя римская суровость, где строгость жизни, доходящая до аскетизма, когда со всего Города – о, насмешка! – для приема послов смогли собрать по ложечке и кубку один-единственный столовый прибор из серебра?
Но жизнь меняется, и порой – слишком быстро.
Кожаная занавеска в дверном проеме рядом с кухней дрогнула, в зал выглянула смуглая девица. Ее наряд – узенькая нагрудная повязка и полупрозрачная юбка с разрезами – был украшен стеклянными бусинами. Танцовщица. Девушка обвела взглядом гостей, приметила Клодия. Узнала. Да, в любой таверне его узнают – от этой славы ему не уйти.
– Привет, Красавчик! – Девушка подмигнула ему и улыбнулась. Зубы у нее были ровные, белые, улыбка ее красила. Девушка об этом знала. – Что-то ты сегодня грустный. Станцевать тебе? – Она вызывающе повела бедрами. – Могу с раздеванием, если дашь серебряный денарий.
Клодий бросил ей монету. Девушка не сумела поймать, и монета, звеня, покатилась по полу. К добыче рванулись сразу двое – танцовщица и один из философов. Девушка оказалась проворней. Клодий расхохотался:
– С философами надо держать ухо востро!
– Так как насчет танцев, Клодий?
– Не сейчас! И не кричи мое имя на всю таверну. – Он приложил палец к губам.
Но предупреждение запоздало. Один из компании в темном углу тут же поднялся и направился к патрицию. Краем глаза Клодий видел, как человек подходил – закутанный в плащ и под этим плащом явно скрывающий меч или кинжал.
– Можно рядом с тобой присесть? – спросил посетитель.
– Нельзя,