принадлежит к диалектическим диалогам.
XI Место «Федра» в ряду платоновских произведений
Но если «αναμνησις» таким образом является центром произведения, то уже не остается сомнений в том, что среди всех ранних рассуждений он наиболее тесно связан с «Теэтетом». Ведь именно «конечный результат» «Теэтета», который там проявился лишь фактически и косвенно, а именно то, что «познание» на самом деле уже предшествует всем сенсорным функциям, получает свое «более глубокое понимание» именно через это учение, и в то же время кажущееся и якобы только негативное отношение познания к низшим уровням сознания полностью предстает в своем правильном, более позитивном свете.
Не говоря уже об отдельных моментах сравнения, таких как многочисленные отголоски второй сократовской речи к эпизоду в «Теэтете», который характеризует философа в отличие от обычного оратора (p. 249 E. – ср. также 269 E. – и Theaetetus p. 173 E. f., 248 A. и Theaet. p. 176 B.,76 пророчество Сократа о Теэтете и Исократе; таким образом, здесь, p.250E., как и там, удивление восхваляется как начало всей философии и описывается как состояние невежества, приходящее к осознанию себя. Если там оно приписывается зарождающемуся ученику мудрости, то здесь – зарождающемуся любовнику, т.е. учителю, и одно лишь дополняет другое, инстинкт одинаков в обоих, как Эрос и Антерос.
Но, конечно, только после этого дополнения можно увидеть полное поле духовного взаимодействия: учитель уже не представляется, как там, простым повивальным бабкой чужих мыслей, страдающей от собственной бесплодности, как бы мало это ни воспринималось там буквально, но лишь в связи с тенденцией целого, поскольку та, очевидно, остановилась на незнании того, что такое познание, или на знании того, чем оно не является, и его негативность по отношению к чувственным функциям, при этом опять же телесное уродство сотрапезника там явно контрастирует с чувственной красотой Возлюбленной, которая выводится здесь, Сократ становится, так сказать, только здесь из ученика в учителя, впервые его невежество рассматривается здесь как чистая ирония и форма одежды, p. 235 C. 262 D., там он еще служит богу-провидцу Аполлону (Theaet. p. 150 f.), здесь – самому богу мудрости Зевсу, p.250B. Но при всем этом точка зрения стала формально более четкой, но не более развитой, и даже в том, что касается метода исследования, разделение уже хотя бы косвенно обозначено в «Теэтете», а то, что форма общения не обязательно должна быть непосредственно диалоговой, можно было понять уже из «Протагора»; все зависит только от того, что выходит на первый план – стимулирование ученика к самостоятельной деятельности или собственное выражение мысли учителя. Стоит также отметить этимологическую волю остроумия, которая нигде так богато не проявляется, как здесь, за исключением «Кратила», к которому следует добавить различные прямые ссылки на этот диалог. Все это заставляет нас склоняться к тому, чтобы