кое-где слышался даже смех. Он уставился на трибуну, за которой стоял, читая доклад. На трибуне стоял стакан с водой специально для оратора, а на саму трибуну был прибит двуглавый орел, символ России. Вдруг Ачинцев со всей силы кулаком так ударил по трибуне, что стакан с водой перевернулся а, двуглавый орел слетел и упал на пол.
– Какие, к чертям собачьим, гусары и красавцы уланы? Вы что, дебилы, господа? Цвет российского офицерства, мать вашу!! 22 июня, через 3 недели немецкие бомбардировщики в щебенку будут перемалывать Варшаву, Ригу, Питер, Москву! Через месяц ваши кишки будут наматывать на гусеницы немецких танков! Готовьтесь к войне! Честь имею!
С этими словами полковник Ачинцев, теперь вероятно бывший, вышел из зала заседаний. В спину ему смотрели как-то разом притихшие присутствующие.
Глава 2
В это время по коридору Генерального штаба шел вместе со своей челядью император Николай Второй. Он только что осмотрел развод караульных гренадер у штаба и был очень доволен увиденным. Вдруг навстречу вылетел молодой полковник, лет сорока и, подскочив, насильно вручил красную папку.
– Здесь доклад о нападении Германии на Россию 22 июня 1941 года, – орал Ачинцев, а это был именно он.
– Немцы нападут 22 июня в 3 утра со…
Последних слов было уже не разобрать, потому что к этому времени телохранители набросились на Сергея, скрутили его, повалили на пол. Подоспевший министр обороны Пердюков, жадно глядя на папку, которую все еще держал Николай в своих руках, быстро затараторил:
– Виноваты, Ваше Величество! Не углядели! Исправимся!
– Что там он говорил о нападении Германии?
– Да чушь нес! Ерунду! Кто на нас посмеет напасть? Мы очень сильны, государь! Особенно в эпоху вашего блистательного правления!
– Что будет с ним?
– Ответит по всей строгости закона!
– Только не переусердствуете, помягче, полиберальнее. Ведь он, в конце концов, дворянин. А папку я себе оставлю, изучу на ночь глядя.
С этими словами августейший монарх торжественно удалился. Пердюков вытянулся в струнку и подобострастно глядел вслед императору.
– Помягче? Да этот сучонок у меня получит, мало ему не покажется!» – злорадно думал министр.
В тот же вечер в одиночную камеру в Крестах доставили нового арестанта.
Сергей приподнялся со своей шконки, куда его бросили конвоиры. Все тело болело и ломило. Хотелось пить, во рту ощущался вкус железа, что говорило о том, что было много крови во рту. Он пощупал рот, зубы были целы, правда, губы были разбиты.
– На, браток, попей, – из темноты послышался голос и оттуда же появилась рука державшая ковш с водой. Ачинцев жадно припал губами к ковшу и полностью осушил его.
– Как зовут? За что тебя?
– Полковник Ачинцев, Сергей Викторович. Ни за что.
– Как так?
– А так.
– Ну не хочешь, не рассказывай, однако здесь тюрьма, все всё и так знают.
– И что