ем, но я не вспомню ни одного. Известны лишь рассказы о снах.
Вчера, 11 июня, я проснулся со странным ощущением – словно что-то забыл сделать. Так бывает, если не выпить таблетку или не отдать пустячный долг.
К тому же меня, полусонного, раздражал звук, тихий, но вновь и вновь повторяющийся. Тр-рр. Тишина. И вот опять – тр-рр. Что ещё за трещотка с утра пораньше?
Поднялся с постели весь потный, и ночью нет спасенья от этой чёртовой жары. В коридоре горел свет, не выключенный накануне. Отец разворчался бы, будь он здесь. Палишь электричество почём зря, так он говорит.
Зато при ярком освещении не нужно было долго искать причину странного звука. В коридоре на стене висит несколько фотографий, дорогих мне. Среди прочих – изображение прекрасной актрисы. И вот на её-то округлое плечико и совершил посадку крохотный вертолётик, голубая стрекоза. Чудесный кадр, жаль, нет фотоаппарата. Упущена возможность запечатлеть сон, ведь это он и был…
Проснувшись по-настоящему, я предпочёл остаться в постели. Люди с облегчением вздыхают, очнувшись от кошмара. А я, впервые увидев такой красивый сон, захотел уснуть опять. Люблю полежать и подумать с утра. Утром мысли не в тягость. Помню, Рафаэлю казалась чудной эта моя особенность – отсутствие сновидений, он даже завидовал, ведь его часто мучали кошмары, сны были такие изощрённые, подробные, словно огромный сложный пазл или конструктор. И он мечтал, чтобы ему снился каждую ночь чёрный квадрат, потухший экран и больше ничего.
О чём только люди не мечтают, с какими только странностями не столкнёшься! Странный человек – не всегда интересный. Но Рафаэль был именно таким.
Народная мудрость «с глаз долой – из сердца вон» на него не распространяется. Часто думал о нём, но никогда не писал. По всей вероятности, даже время и расстояние расплавились, как на той картине, в жарком, чертовски жарком июне, если он сейчас так близок ко мне.
Мы познакомились с ним летом, таким же жарким, как это. Я на каникулах решил подработать и не придумал ничего лучше, чем устроиться библиотекарем в альма-матер.
Эта новость не удивила бы никого из моих знакомых. Слава книгочея, дурака с фантиками преследует меня всю жизнь, едва научился читать. Всё, как пропал тогда с потрохами, так и живу поныне в своих и чужих фантазиях. Любовь к книгам, как всякая настоящая любовь, делала меня не только счастливым, но и одиноким сукиным сыном. Тяжело было прежде всего потому, что я ни с кем не мог поговорить, рассказать о силе своих чувств. Библиотека – это Вселенная для таких, как я. Но как ни бесконечны стеллажи, рано или поздно один библиотекарь встретит другого.
В свой первый рабочий день я пришёл пораньше, вскарабкался на шестой, последний, этаж здания Университета. Дверь в читальный зал, где мне предстояло работать, была ещё закрыта. В коридоре было прохладно и сумрачно. Уселся на ступеньки и стал ждать. Минут через десять появился бледный кареглазый и темноволосый мужчина. Оглядев меня с доброй усмешкой, он открыл дверь. И тут, на ярком свету, я увидел, что рукав его светло-голубой рубашки испачкан красным. Наверное, он задел свежевыкрашенную стену – на первом этаже шёл ремонт. Рафаэль перехватил мой взгляд и сказал: «Да, это краска. Я – дерево, помеченное для вырубки». На деле же Рафаэль…
Видите ли, все мы – и я в том числе – лишь стараемся быть или казаться лучше, чем есть. Он же был хорошим человеком, очень хорошим. И наше общение было таким естественным, словно дружба подразумевалась сама собой в этом подлунном мире.
Но заслужить его внимание было не так-то просто. Я интуитивно стремился к этому человеку, мне нравился его умный и добрый взгляд. На утреннее приветствие он улыбался дружелюбно, но в остальное время молчал. Молчал и я, то ли из застенчивости, то ли из нежелания навязываться. Воды в рот набрали. Глупое положение.
Целый день сидеть за кафедрой и листать журнал – в этом и заключались мои служебные обязанности, потому что в июле читальный зал Университета был абсолютно и безнадёжно пуст. Рафаэль же приходил и занимался каталогами без устали целый день. Он стоял ко мне спиной, делал какие-то отметки на карточках, выстраивал карточки по алфавиту, сдувал, казалось, с них пылинки… Покончив с одним ящиком, он чуть слышно задвигал его и принимался за другой.
Так прошло около недели. Я изнывал от скуки; огромные окна Библиотеки выходили на ослепительно красивую набережную. Река, синяя издалека и жёлтая вблизи, обещала утешение в этакую жару. По сути, впервые молодость взяла верх над любовью к книгам. Я хотел купаться, загорать, знакомиться с девушками, пить лимонад, а как стемнеет – и чего покрепче… Но во вторник, сразу после обеда (на дне моей чашки ещё оставался кофе), Рафаэль задвинул ящик и подошёл ко мне. И тут я увидел, какой он бледный-бледный, ни кровинки.
– Послушайте… Я хотел просить вас закрыть сейчас читальный зал и проводить меня домой. Мне очень нехорошо. – Сказав это, он, сморщившись, положил под язык таблетку.
Как можно было ему отказать? Разумеется, я кивнул, схватил свою сумку, и два библиотекаря покинули читальный зал. Медленно, с остановками на каждом