бледна,
(краше только Смерть),
и сойдёт с ума —
стоит только
небу шагнуть вперёд,
и забрать из чащи
и из болот,
увести подальше
от мертвецов,
где свободна ведьма
от страшных снов.
«остальные останутся…»
остальные останутся:
взять их с собой нельзя;
у меня в рукавах
не козыри, а моря,
за спиною не крылья,
а чёрт-те что или кто;
остаются: бессилье,
разыгранное кино,
бесконечное лето
да сорок десятков зим,
все, кто любят меня,
и те, кто не полюбил;
настоящее в руки,
до будущего – вперёд;
даже если никто,
никогда и нигде не ждёт;
даже если обу́глится
что-то внутри ещё —
я всего лишь хочу
выровнять этот счёт:
ничего не оставить
бесследным,
в забвенье вод —
я у времени выиграла
новый, другой исход;
и ничто не мешает,
не сможет теперь сломать.
ухожу от всего,
и мне некуда вдруг бежать.
«Где «машины не ставить» – ставят…»
Где «машины не ставить» – ставят,
Где «прохода нет» – там идут;
Там, где «не курят» – курят;
И мне нравится этот круг,
Где частица – всего лишь частица,
Ничего общего с настоящим «нет».
Я обещаю влюбиться
И не гасить свет.
«в капкане дорог, гостиниц …»
в капкане дорог, гостиниц —
всего лишь однофамилец
с какой-то другой реальностью —
не выйти к себе никак;
и с кем-то опять простились,
и с кем-то договорились,
меняя за маской маску —
уходишь то в свет, то в мрак;
забыты платформы прошлого,
и в памяти всё изношено:
на каждом шагу – лишь линия,
лишь вымысел, пустота;
всему придаёшь значение,
и слушаешь плач и пение —
всё, чтоб не шагнуть за грани,
и чтоб не ушла черта,
придуманная случайно
(как будто бы изначально)
на случай последней тайны,
последнего в жизни дня.
«Дом покинут…»
Дом покинут,
Игры кончились,
Осыпается броня;
Сны растаяли
Под звёздами,
И срывает якоря;
Все цветы мертвы
От холода,
все дороги – наизусть,
окна, башни, стены города —
пересказанная грусть
и усталость манит
в пропасти
или
в круг безликих дней,
красной нитью
сшиты плоскости
и морозностью теней —
там, за гра́нями – всё тщетное,
и изношено дотла;
мир покинут
и нечестная
завершается игра.
«я