то же время веру, что папа поможет ей, спасёт. И Зорин заплакал. Заплакал так, как не плакал никогда в жизни. Протянув руку, сжал запястье дочери, эту худенькую бледную ручку. Она была холодной и слабо дрожала. Замёрзла. Так они и лежали непонятно сколько времени. Алексей думал, что и он умрёт здесь вместе с ней, ему больше незачем жить. Он просто не сможет жить дальше. И вдруг его дочь еле слышно спросила:
– Пап, где мама? – закашлялась. Отец молчал, не в силах ответить. – Пап, ты не плачь, я пойду вместе с мамой, она ждёт меня. Просто помни нас, не забывай. Мы любим тебя. И будем тебя ждать там.
Зорин посмотрел в её глаза. Взгляд вмиг повзрослевшего ребёнка был серьёзен, как и тогда.
– Нет, мы уйдём вместе, только погодите… – От слёз было трудно видеть.
И детская ручка обмякла. Глаза застыли, уставившись в пустоту. Зорин зарычал, забился в ярости и отчаянии. Ещё очень долго, даже после того, как от усталости и изнеможения на смену ярости и отчаянию пришла пустота, он лежал неподвижно, надеясь, что здание наконец рухнет и прикончит его. Но нет, смерть не приходила, не торопилась она.
Пролежав бог знает сколько времени, он заметил плюшевого мишку – Тобика, любимую игрушку Василисы, с которой та никогда не расставалась. В тот миг в нём что-то проросло, какое-то новое чувство, прежде никогда его не посещавшее, а следом проснулась ненависть. Чёрная, сухая, лишённая оттенков ненависть. Он должен жить и отомстить тому, кто во всём этом виновен. Или хотя бы постараться. Зорин вытянул Тобика из-под тела дочери, оторвав зацепившуюся левую лапу. Пошарив по квартире, нашёл обгоревшую фотографию дочки, чудом уцелевшую. Фото жены почему-то найти не смог. Со временем он забудет её лицо…
Закинув в обнаруженный тут же рюкзак Василисин набор для чаепития, Зорин собирался было идти, но остановился в дверях и оглянулся. Просто так уходить было нельзя. Анатолий снял с шеи серебряную цепь с православным крестиком и повесил её на прут арматуры, торчащей над завалом. Какой-то тряпицей привязал перпендикулярно пруту ножку стула, так что получилось наподобие креста над могилой.
– До встречи, мои родные, мы скоро увидимся, – почти неслышно произнёс голосом Зорин и, пошатываясь, спустился в тёмный провал многоэтажки.
***
На карнизе шестнадцатого этажа за мутным грязным стеклом пристроилась чёрная птица. Сквозь слегка колышущуюся от сквозняка занавеску ей было видно, как в глубине комнаты над детским столиком с пластиковой чашечкой в руках неподвижно сидит сутулая фигура. Сидит и даже, кажется, будто не дышит. Глаза уставились на плюшевую игрушку, но словно не видят её, смотрят сквозь.
«Ка-а-ар-р-р-р-р», – встрепенулась ворона, и, захлопав крыльями, улетела прочь.
***
«Ка-а-ар-р-р-р-р».
Громкое карканье и хлопанье крыльев вернули Зорина в реальность, вырвав из плена горьких воспоминаний. Как раз вовремя. Краем уха можно было различить лязг металла об асфальт. Лейтенант собрал чайный набор, закинул его в ящик трельяжа