отец стал смущенно переминаться с ноги на ногу.
– Найдем тебе шлем, если тебе в нем удобнее, – пообещал он и стиснул ей плечо своей широкой грубой рукой.
Срочно приобретенный шлем был черным, а не розовым. Теперь Пип могла ездить в городок и обратно на ферму, не унижаясь просьбами ее подбросить.
Сначала ей приходилось преодолевать себя: любой выезд сопровождался болезненным ускорением сердцебиения. Но постепенно Пип привыкла и теперь, проезжая по деревенским тропинкам, уже почти не паниковала, хотя на загруженной дороге ей было спокойнее слезать с велосипеда и просто его толкать.
Благотворительная лавка «Доброе сердце» находилась на главной торговой улице городка. Знакомая семьи Пип командовала здесь всем на военный манер. Бесплатно помогать в лавке предложила мать Пип – как «способ прийти в себя».
– Это именно то, что тебе нужно, Пип, – сказала она. – Выберешься из дому, станешь общаться с людьми. Перестанешь томиться целый день без дела.
Пип была полна сомнений на сей счет. Раньше она почти не заглядывала в благотворительную лавку, не говоря о том, чтобы задуматься о работе там. Но мать была права: ей нужно было чем-то заняться, и эта необходимость все сильнее с каждым днем. Разумеется, это был путь к избавлению от чувства вины; а еще Пип надеялась, что любой, кто увидит ее за делом, поймет, что она старается ее искупить.
Работа в лавке была на удивление несложной, именно такой, какая ей требовалась, зато позволяла отвлечься и не думать день напролет о трагедии. Главным же достоинством этой работы был шанс не заболеть клаустрофобией, грозившей ей на ферме.
Перед дверью магазинчика она увидела обычную гору черных полиэтиленовых мешков, содержимое которых вываливалось на крыльцо. Каждый день повторялось одно и то же. Одри повесила в окне ламинированную табличку – просьбу к дарителям привозить свое добро в часы работы магазина, но на этот призыв никто не обращал внимания. Пип не знала, делается это из соображений простого удобства или от смущения за свои обноски. Кое-что и правда годилось только на тряпки.
Пип приковала свой велосипед к водосточной трубе и оставила шлем в корзинке в полной уверенности, что до конца дня он никуда не денется. Теперь ей оставалось дождаться на скамеечке прихода Одри с ключом. Ожидание хозяйки не продлилось и двух минут. Та быстро семенила, опустив голову, словно по какому-то важному, но утомительному делу, и обходила любого у себя на пути, не поднимая глаз. Дойдя до крыльца, она уставилась на гору пожертвований и яростно тряхнула головой; ее седой перманент ничуть от этого не пострадал. По движению ее губ было понятно, что она бранится.
Пип встала со скамейки и подошла к краю тротуара. Бывали дни, когда всего лишь от близости мостовой у нее начиналась паническая атака, но в этот раз она храбро перешла на другую сторону. Ее состояние было непредсказуемым: день лучше, день хуже. Бывало, проезжая часть не представляла никаких проблем, но случалось и так, что она не могла приблизиться к ней даже на десять футов. Непонимание собственной реакции