на меня. Он лучезарно растянулся и произнёс:
– Я очень рад за тебя.
– Не смей кому-то говорить.
С физиономии парня пропала улыбка. Он встал и в несколько шагов прошагал ко мне. Я машинально закрыла живот руками. Он осмотрел меня и ухмыльнулся, заметив этот для него странный жест.
– Ты для меня всё! И этот ребёнок будет для меня самым родным. Как ты не можешь этого понять? – хрипит он. Голос срывается, будто он сейчас заплачет.
Я упала на постель, сложив ладони на пузе. Тело трепещет. В этот момент в моей душе появилась мизерная надежда, что именно этот малыш сделает моё существование более приемлемым. У меня будет крохотное счастье, которое обязательно станет копией моего любимого Подопытного, которого я больше никогда не увижу. Сердце разрывается от радости. Кажется, это стал самый лучший день в моей никчёмной жизни.
Я теперь постоянно улыбаюсь. Парень рядом со мной не может нарадоваться моему преображению. В мыслях мелькают образы чуда, которого я возьму и прижму к себе. Он будет вкусно пахнуть неповторимым детским ароматом. Он назовёт меня мамой. У него будет такая же обворожительная улыбка, как у Кирилла. А ещё представляю у него такие же чернильные волосы. Пусть я взаперти, но он будет рядом.
Прошёл целый месяц моего райского блаженства, пребывая вся в предвкушении. Его сердечко стучит уже более уверенно, но так быстро, будто маленький моторчик. Каждый раз этот звук вызывает у меня слёзы. Лев довольно расплывается, смотря на мои заплаканные от восторга очи. Положив ладони на мой живот, он светится, ожидая его рождения также сильно, как и я.
– Я не прошу, чтобы он называл меня отцом. Понимаю…
Я сразу прервала его и улыбнулась:
– У него есть папа, но ты будешь прекрасный дядя.
Я села перед свежим мертвецом, который также не ожил, как и десяток до этого.
Внезапно дверь раскрылась, раздался скрипящий лязг петель. В комнате появились военные. В центр вышел отчим. Он брезгливо осмотрел нас.
– Слушаю! – выплюнул он.
– Я тебя не звала, – усмехнулась я.
– Таня! – зашептал дрожащим голосом напарник. – Молчи.
Я стиснула губы, только бы не сказать что-то лишнее.
– Много разговариваешь, дочка, – скалится тот. – Ты не оживила ни один труп почти за три месяца. Чем ты вообще тут занимаешься?
Он махнул головой моим мучителям, чтобы те преподали урок. Меня окатил ужас. Неистовый крик вырвался из лёгких, лишь бы не тронули мою Горошинку.
– Прости! Прости! Я всё сделаю! Обещаю! Сделаю!
Большие пальцы сжали меня. Льва схватили, волоча к выходу. Он выбивается, что есть мочи и вопит во всю глотку.
– Отпусти её! Не смей! Не смей! Прошу! Отпусти!
Я вырываюсь. По лицу катится солёная вода, осознавая, что будет.
Бывший упёрся ногами в косяки, не желая покидать операционную.
– Отпусти её! Она же твоя дочь! Ты же отец!
– Папа, умоляю тебя! – надрываюсь я. Перед глазами водяная пелена. Я ощущаю, как малыш внутри меня сжался от страха. Грудь разрывается.
Ручища солдат сжимают меня с такой злобой,