люди, которые легко переносят регулярность жизни, предложенный режим, вызванный необходимостью. Они живут себе, в ус не дуя, каждый день отправляясь по заданному маршруту, по некому невидимому коридору, выстроенному Судьбой. Не сказать, чтобы они были полностью довольны обозначенным ходом жизни, но терпеливо сносят монотонность, привыкая к тому, что практически ничего не меняется, жизнь течёт ровно – без взлётов и падений. Налицо эдакая запрограммированность.
Я отношусь к другой категории людей. Я – бунтарь, причём бунтарь неявный, невидный. Бунтую против рутины! Терпеть не могу ежедневное повторение одного и того же действия. Не понимаю людей, которые каждый день едят один и тот же завтрак, к примеру, овсяную кашу. Каждый день год за годом – овсянка, сэр! Умереть со скуки можно.
Поэтому не люблю выстраивать никаких планов. Я пускаю в жизнь Неожиданность и Импровизацию – добро пожаловать! Когда иду гулять, то не знаю, где закончится моя прогулка, потому что, будучи почти у цели, которая меня чем-то притягивает, я могу резко свернуть в сторону – вдруг там ещё интереснее.
Именно я скомандовал свернуть к мосту, когда почувствовал, что мне срочно нужно подкрепиться. После обеда мы не пошли к Эйфелевой башне, потому что я вырулил в другую сторону.
Наевшись местным фастфудом в виде блинчиков с разными начинками – м-м-м! вкусно! – я повёл Эмму смотреть Площадь Согласия.
– Откуда ты знаешь, что это Площадь Согласия? – удивилась девушка.
– Ну как же? Я читал…– наверное, я рассуждаю странно, думая, что абсолютно все люди читают книги. – Вот египетский обелиск в самом центре. Он был подарен королю Луи-Филиппу каким-то египетским правителем в тысяча восемьсот … не помню, в каком году. Сюда его привезли в разобранном виде, а потом уже на месте собирали из фрагментов.
– Ты такой умный, Канадий! – подметила Эмма, и я расплылся в улыбке.
– С одной стороны – Елисейские поля, с другой – Сад Тюильри. Только я не знаю точно, где что, потому что не помню, что – слева, что – справа.
– Ой, расскажу соседям, что была на Елисейских полях, – воскликнула моя Огненная попутчица, – они умрут от зависти.
По-французски это звучит несколько иначе: завистники умрут, но зависть будет вечна. И в этом что-то есть!
Потом мы фотографировали друг друга у сногсшибательных фонтанов, немного похожих на фонтаны в Москве на ВДНХ.
С площади мы свернули в сторону – ну так, случайно и пошли по какой-то улице.
– Давай посмотрим карту, – Эмма остановилась. – Куда мы идём?
– Предлагаю не смотреть, – настаивал я на своём. – Пойдём, куда…
Я хотел сказать: куда вывезет кривая, но понял, что не смогу сказать эту фразу по-французски.
– … куда глаза глядят! – договорил я.
По дороге мы болтали. По некоторым приметам я понял, что Эмма говорит не совсем правильно. Моя бабушка научила меня академическому французскому, и я чётко чувствовал диалектизмы в речи виноградной царицы. Я намекнул на её непарижский