из радиальных дорог ответвлялась в сумрачный лес.
Шмаков неожиданно почувствовал сильную сонливость.
«Вот там и посплю», – решил он.
Через пару километров проселочная дорога сузилась, асфальт прервался, машина запрыгала по ямам и колдобинам.
И вот мерседес уперся в какой-то огромный, замшелый камень.
Шмаков вышел из салона, размял плечи, ночной холодок тысячью иголок покалывал через диоровский пиджачок.
Луна выскочила из слюдяного облачка и ярко осветила камень.
На нем что-то было написано.
Шмаков надел золотые очки и наклонился к валуну, зашевелил губами:
«Потомственному гражданину Москвы, купцу первой гильдии Петру Петровичу Шмакову от безутешной вдовы Феклы Максимовны Шмаковой и пяти деток. Спи с миром, ненаглядный муж и отец».
Мороз пробежал по спинному хребту полуночного туриста.
– Крра! – увесисто, горласто каркнул где-то в близлежащем осиновом лесу ворон.
– Ку-ку! Ку-ку! – с тупой методичностью закудахтала кукушка.
– Кукушка-кукушка, сколько мне жить? – пересохшим ртом спросил Петр Петрович.
Кукушка вдруг нагло заглохла.
– Вот те на! – опешил Шмаков, инстинктивно ринулся к спасительному мерседесу, дернул дверь, ее заклинило.
– Крра! Крра! – заорал чёртов ворон и, вылетев из кустов, опустился на плечо Шмакова.
– Пшол! Вон! – замахал руками охолодевший бизнесмен.
Ворон забил крыльями, выпустил острые когти и удержался на дрогнувшем теле Шмакова.
– Ну, здррравствуй, Петррр Петрррович! – французисто грассируя, произнесла птица.
У Шмакова закружилась голова, он прислонился спиной к родному мерседесу, обморочно сполз на мать сыру-землю.
Очнулся Петр Петрович ранним, удивительно солнечным утром.
Весело посвистывали синички.
Кисея тумана клочками плыла в можжевельнике.
Шмаков дернул дверь машины, она легко открылась.
В мерседесе было прохладно.
Петр Петрович завел двигатель, включил печку. Теплый воздух благодатно обдал его ноги.
Шмаков оглянулся – вороны след простыл.
Надпись на валуне еле различима.
«От безутешной вдовы и деток, – усмехнулся Петр Петрович. – Во дела!»
Машина, вывернув на третье кольцо, рванула птицей.
Дома, как только Шмаков вставил ключ в скважину замка, ему кто-то открыл.
На пороге горделиво стояла седоватая дама с высокой прической. Густые брови незнакомки гневно свелись:
– Где ты шлялся, паразит? Я не спала всю ночь! Не спали детки! Карл! Всю ночь кар да кар!
Шмаков тряхнул головой, сгинь наваждение, и вошел в родную квартиру.
Да, квартира оставалась, несомненно, его, только на телевизоре, разинув клюв, сидел огромный ворон, внимательно пялясь на пришельца.
– Кто вы такая? – мужественно дернув кадыком, спросил Шмаков. – Как вы проникли в мое жилище?
– Ну, вот, Карл, –