ядовитый порошок
Украдкой травят садоводы,
Тем, кто прошёл огни и воды,
Осталось лишь – на посошок!
Глядите: рухнул старый храм,
Подточенный проказой века!
И не осталось человека,
Не связанного по рукам…
В полуподвале на стене
Горела старая лампада,
От почерневшего оклада
Бросая тень на стороне.
Им оставался только шаг,
Но в ночь, назначенную к битве,
Творила женщина молитву,
Склоняясь к Господу в слезах.
И видит горестная мать
Огонь в ночи и крыл движенье,
С иконы «Бога Воскресение»
Сошла Божественная Стать!
Бог поднял бережно с колен
Седую женщину, а злобу
Сковал и в адову утробу
К забвенью вечному призвал!
И снова красная заря
Воскресла в небе как виденье,
Залив медáми Воскресенья
Голгофы горестный наряд!..
Мы что имеем – не храним,
Теряя же – премудро плачем.
Мы зла коварную подачку,
В тугие сундуки набив,
Как волка, держим «за ушки́»,
Авось сгодится в лихолетье,
Но сами попадаем в сети,
Расставив красные флажки.
Мы к алтарю в слезах бежим,
Когда беда зовёт к барьеру,
И прячем совесть как химеру,
Почуяв золотой алтын!
P.S.
– Что плачешь, друг?
– То плачет сердце:
Воскресший Бог – вновь Бог Распятый.
Его пречистые стигматы[2]
вновь кровоточат на Кресте…
Nature morte на оранжевом фоне
Земля – не лист для писчих упражнений.
Когда к ней приближается перо,
Она чернит испуганным движением
Писарчука отверстое крыло.
И грозный писарь в небе припадает
На рыжий дым и чёрный фюзеляж
И с рёвом смертоносным на окраинах
Выплёвывает «выпитый оранж».
Доволен бес: «Какая сила цвета!
Месье Шарден, слабо подсесть на борт
И стать, как я, оранжевой кометой,
Вписав живых в свой лучший натюрморт?»
Война, война, – бег тел окровавле́нных,
Искусство смерти, рыжий карнавал
И беспокойное под ложечкою жжение,
Что я по жизни недовоевал…
Славянское сновидение о будущем
На праздной паперти Европы
Гогочет людный эспаньоль!
Дымятся в тиглях эскалопы,
Выводит шансонье бемоль.
Но приглядитесь – всюду ветошь!
Безводный римский акведук,
Где азиата арабеска
Уже сплела коварный круг.
Нет места русскому в Европе?
Неправда, – есть! И нам пора
В балтийский чан «Петровых окон»
Влить русские колокола!
Пусть византийские пределы
Восстанут из небытия,
И в католической капелле
«Изы́дите!» – пробáсит