начинала его делить на всех. А поскольку Мицци всегда опережала с ответом младшего брата, то хвост неизменно доставался Максу. С детской безжалостностью Мицци расписывала все, что лежало перед ним на тарелке. Макс не оставался в долгу и пудрил ей мозги аналогичным образом: в частности, утверждал, что у нее во рту определенно сидит червяк и таращится оттуда рыбьими глазами! Родители и дедушка с бабушкой никак на это не реагировали – детские препирательства не портили аппетита.
После смерти бабушки рыбой больше не пользовались, однако формочка по-прежнему висела на кухне. За это время Макс пронюхал, что за ней скрывалось: на гвоздике висел ключ от сейфа, привинченного к задней стенке глубокого кухонного буфета. И сейчас Макс, бывая в этом доме, всякий раз вспоминал вкусный бабушкин ванильный пудинг, пахший корицей, яблоками и лимоном. Сейчас дом пахнул иначе. Овдовевший дед очень редко проветривал помещения и все время курил.
С тех пор как Макс получил водительские права, на него легла основная ответственность за деда. Внук менял перегоревшие лампочки, постригал траву и выполнял прочие нехитрые поручения, в частности, отвозил на почту письма, если их нужно было отправить по авиа. Ему даже пришлось лично похоронить умершую от старческой слабости кошку. Со временем обязанности только расширились. После очередного выполненного задания старик, как правило, благосклонно кивал, доставал из-под формочки в виде рыбы ключ от своего ларца с драгоценностями и вытаскивал из толстой банковской пачки одну бумажку. В банк он ходил редко и потому всегда брал наличные крупными суммами.
Дед частенько любил повторять крылатое латинское выражение «pecunia non olet», смысл которого открылся Максу лишь со временем. Зато теперь он и сам убедился, что деньги не пахнут.
Макс дожидался вознаграждения на зеленом диване, который стоял на кухне столько, сколько он себя помнил. Бабушка долгие годы делила его с кошкой, которая любила поточить когти о мохеровую обивку, отчего диван в конце концов стал похож на газон. В детстве посещение дома бабушки и дедушки было настоящим приключением, но со временем превратилось в обязанность или, лучше сказать, в способ выгодно подзаработать.
Дед всегда старался понравиться внуку и разговаривал с ним в доверительном тоне, несмотря на то что его язык давно вышел из моды.
– Парень, хочешь, верь, хочешь, не верь, но когда-то и меня считали отчаянной головой типа тебя, и твоя бабушка была крутой телкой!
Макс хорошо помнил пожелтевшее фото, изображавшее отчаянную голову с крутой телкой. Вилли в униформе, Ильза в национальном костюме. Он – строгий и статный, она – мечтательная и какая-то домашняя. Оба стройные и рослые.
Дед обычно тайком – чтобы не увидели другие мужчины – совал ему по сто евро на бензин и сигареты. К девятнадцати годам Макс совершенно завязал с курением, но деду об этом знать было необязательно.
Впрочем, однажды денежный ручеек чуть было не пересох:
– Макс, твоя мать сказала, что ты уже год как не куришь!
Макс покраснел и стал заикаясь оправдываться:
– Матери не всегда все знают…
Старик с пониманием ухмыльнулся, однако денежку вынимать не стал. И это случилось именно в тот день, когда Макс с грехом пополам подрезал пожелтевшие и твердые, будто камни, ногти на ногах деда.
По фатальной случайности Макс именно тогда очень рассчитывал на эту сумму: ему было нужно точно в срок вернуть должок одному безжалостному типу. Макс вышел из дедовского дома в полном разочаровании, но напоследок еще раз обернулся. В голову пришла спасительная мысль. В конце концов, кому, как не ему, знать все дедовские уловки?
Вот уже два года у Макса был свой ключ от входной двери. Дед обычно не слышал, когда внук входил, а если бы и услышал, то всегда можно было придумать что-нибудь в оправдание. В гостиной как всегда невыносимо громко работал телевизор. Макс снял с гвоздя ключ, открыл сейф и изъял необходимую сумму.
Спустя месяц мать с озабоченной миной рассказала, что дедушка уволил свою фрау Кюнцле. Новость Макса не слишком удивила, так как в последнее время жилище деда стало напоминать свинарник. Однако следом выяснилось, что домработница будто бы украла деньги. Мать, разумеется, не могла в это поверить. По ее мнению, старик сам куда-нибудь засунул деньги и забыл, а потом несправедливо обвинил женщину.
– В домах престарелых такое случается чуть ли не каждый день, – пояснила она. – Пенсионеры то не могут найти какое-нибудь украшение, потому что сами засунули его под матрас, то потеряют фотографии, письма или наличные и не могут вспомнить, куда последний раз их упрятали. Персонал привыкает к подозрениям и наветам, но фрау Кюнцле, провозившаяся с дедушкой и бабушкой многие годы, была обижена до глубины души.
Были бы у Макса эти деньги, он бы тайком вернул их на место.
Мать продолжила:
– В самое ближайшее время нам надо будет что-нибудь придумать.
– Наймем польку? – предложил Макс.
– При его-то предрассудках по отношению к иностранцам? Но ты можешь сделать доброе дело, – сказала она и пододвинула