быстрыми темпами.
Руфус всегда симпатизировал свояченице и ее мужу. Вдобавок на его решение повлияла горячая привязанность двух сестер – миссис Кимбер и миссис Барнс: кажется, никогда между ними не бывало ни обид, ни разногласий. И Руфус взвалил на себя этот труд, даром что поездка в Трентон предполагала для него лично как проблемы, так и расходы. Пришлось, к примеру, нанять себе в заместители одного из сегукитских Друзей. Впрочем, собственно хлопот оказалось меньше ожидаемого, а пользы – куда больше. Доля покойного свояка, благодаря его деловой сметке, достигала трети всех доходов, что равнялось сорока пяти тысячам долларов. Кроме того, прибыль позволила Кимберу вложиться в другое предприятие – выдачу ссуд фермерам, чьи участки находились между Трентоном и Филадельфией; с учетом быстрого роста населения дело сулило изрядную выгоду. Платежи по одной из таких закладных как раз были просрочены, и Кимбер уже начал переоформление участка, притом весьма обширного, на свое имя – да вот умер. И теперь Руфус, искренне заботясь об интересах свояченицы и племянниц и зная, насколько Феба Кимбер беспомощна во всем, что касается бизнеса, взялся завершить процесс. Если сдать землю в аренду или продать ее, прикидывал Руфус, да еще присовокупить к вырученным деньгам доходы от остальных предприятий покойного Кимбера, Феба и ее девочки смогут остаться в своем трентонском особняке, и жизнь их будет, как и раньше, безбедной.
Оказалось, что судьба назначила этой услуге повлиять на жизнь и интересы самого Руфуса и его детей в неменьшей, если не в большей, степени, чем она повлияла на жизнь его свояченицы и племянниц. Феба Кимбер, понимая, что в плане деловой хватки Руфусу не сравнится с ее покойным мужем, ни в коем случае не хотела ослаблять семейные связи, а, наоборот, стремилась к их укреплению. Ее любовь к сестре диктовалась не одним кровным родством и религиозными убеждениями, и то же самое можно было сказать об отношении Фебы к зятю: не только религия внушала ей сестринское почтение к Руфусу, но и личные его качества.
Ибо все знавшие Руфуса Барнса считали его честным и доброжелательным человеком. Свой скромный достаток он нажил благодаря упорным трудам и чистоплотности в деловых операциях. Хотя ему хватало забот с собственной лавкой и фермой, Феба давно уже – во время визитов, которые Барнсы и Кимберы регулярно наносили друг другу, и по столь же регулярным письмам – сделала вывод, что Руфус находит время на исполнение религиозных обязанностей, отвечает услугой на услугу как соседям, так и Друзьям, и в целом миролюбив и покладист, за что и уважаем всеми без исключения. Недаром в свои сорок лет он уже старейшина сегукитской общины, и в День первый (так Друзья называют воскресенье) усаживается либо в первом, либо во втором ряду, на возвышении, лицом к остальным; эти места в молельном доме предназначены для духовных наставников и старейшин обоего пола. А в доме Руфуса Барнса, как и во многих других домах по всей округе, не гаснет пламень веры.
Так, дети Барнсов, Солон и Синтия, не притронутся