давай на работу! Нечего нервы с утра мотать!
– Ох, Любка! Вот что ты за баба такая?! Характер у тебя не дай боже! С утра если не заведёшься, считай день пропал! Столько лет уж живём, а всё, как кремень – ни тепла, ни ласки! – Виктор резко встал, и, схватив ветровку, вышел в коридор.
– Тепла, ласки ему подавай! – посмотрев ему вслед, крикнула она. – А сам?! Меня вот винишь теперь?
– Да никого я не виню! – он снова зашёл на кухню.
– Да что ты?! А чего тогда всё на соседский дом смотришь? Как Катька к Вальке захаживает! Ну, увела! А чего сам пошёл?! Я что ли соблазняла?
– Да? А кто вокруг меня всё – туда-сюда?! – Виктор покрутил в воздухе рукой. – Как кошка на сметану?!
– Ой, надо же! – она всплеснула руками. – Мальчик какой неопытный! Не виноватая я, он сам пришёл! Тьфу! – Люба села на табуретку, к нему спиной. – Ну, и иди тогда к ней! Только нужен ты ей уже?
– Да никуда я не пойду, – пододвинув табуретку, он сел рядом с ней, положив руку на её плечо.
– Да ладно уж. Теперь чего? Мириться подошёл? – вздохнув, она посмотрела на него. – Ну, чем тебе со мной не жизнь, а? Чего тебе не хватает?
– Да всё хватает. Просто уж ревнивая ты очень. Посмотрел один раз, уж трагедию делаешь.
– А что я должна подумать была? Сидишь вздыхаешь, да на двор соседский смотришь. Вон телевизор висит, – она кивнула на стену, – не очень чего-то смотришь, а туда – пожалуйста.
– Чего там смотреть-то, по твоему телевизору?
– Ну, да. Там картинка интересней, – Люба кивнула на окно.
– Ой, Любка. Не сговоришься с тобой. На ровном месте камень найдёшь. Пойду я лучше.
– Да уж иди. Хоть отдохну, – Люба снова всхлипнула.
Подойдя к забору, Катя осторожно открыла калитку, оглянувшись на соседский дом.
«Вот надо же, а, – посмотрев на окна подумала она. – Прямо напротив Валентина. Сидит смотрит, прям, как чувствую. А, ну и ладно, пускай смотрит, – Катя махнула рукой. – Кто он мне теперь?»
Отвернувшись, она прошла на участок и, остановившись, осмотрелась. Какие-то птахи, сидя в кроне разросшейся старой яблони, весело щебеча, переговаривались между собой. Катя улыбнулась. Белые ромашки, розовые и жёлтые космеи, распустив свои тонкие изящные лепестки, тянулись к утреннему, яркому солнышку. Разноцветные анютины глазки, махровые турецкие гвоздики, раскинулись возле дома, словно пёстрый ковёр. Глядя на всю эту красоту, она почувствовала, как сердце радостно забилось в груди.
– Катя? Чего так рано? – Валентин спустился с крыльца. – А я вот что-то разоспался сегодня.
– Да ничего, – она махнула рукой. – Всё никак не налюбуюсь, как же у тебя красиво. Прям душа радуется.
– Ну, стараюсь уж. Приятно вот, когда такие глаза смотрят и улыбаются, – Валентин улыбнулся, подойдя к ней. – Ну, ты это, проходи. Всё-таки не чужая уже. А ты, это, завтракала? Может чего приготовить?
– Да нет, я уж потом. А может мне чего приготовить? Я вот в город хотела, думала, мож, тебе чего надо? Вот зашла.
Катя,