зажигание!
Яркий сноп пламени, даже отражённый в мутноватом зеркале, на миг заставил журналиста зажмуриться. Через стенку донёсся грозный рык огненной струи. Завоняло ракетным выхлопом, перемешанным с рыжими клубами азотной кислоты. Глаза заслезились, как на сильнейшем ветру.
Репортёр закашлялся, у него нестерпимо засвербело в носу. Собравшиеся под зеркалами ракетчики, вроде бы привычные, тоже почувствовали себя скверно и не стали скрывать облегчение, когда рычание стихло.
– Всегда так? – с трудом вымолвил гость сквозь слёзы.
– Частенько, – отозвался Засядько. – Редко когда удаётся подобрать идеальную смесь горючего и окислителя. Тогда выхлоп почти прозрачный. Если кислоты не достаточно, дым резко темнеет. А сегодня много азотки дали, от неё, не сгоревшей – это жёлто-оранжевое облако, будь оно неладно.
– Вредно здесь находиться, граждане!
– Шо? Таки это – марципанчик, гражданин пресса, – с миной бывалого ветерана ответил Серёжа.
– Когда двигатель взрывается, и мы не уверены в прочности стен, тогда обстановка действительно вредная, – добавил Георгий.
Бесцеремонный юный одессит, не размениваясь на дальнейшие диалоги с газетчиками, отвернул запор железной двери и сунулся внутрь, в самую гущу дыма и испарений. Оттуда радостно воскликнул:
– Восемь секунд устойчивой работы! Тяга тридцать два и семь! – донеслось из тумана, потом послышался кашель.
– Серёжка, чертёнок! Вылезай скорее, – крикнул Засядько, беспокоясь о случайном воспламенении остатков топлива. – Так, на сегодня хватит испытывать судьбу. Семеновича запустим завтра.
Когда только первая многоступенчатая ракета в три человеческих роста высотой заняла почётное место на стартовом столе, именуемая в документах Академии обычным порядковым номером, директор торжественно нарёк её KS-1, в честь самого знаменитого славянского ракетчика Казимира Семеновича. Бесстыдный Серёжа немедленно перекрестил ракету в «Семёновну», а Георгию шепнул:
– За третье поколенье уверен, наш Степаныч назовёт их «Засядько», будто в честь прадеда.
– Да, от скромности не умрёт.
Развивать тему критики начальства Серёжа не стал. Обещание директора пристроить на казённые харчи в Техноложку согревало душу по-прежнему.
Глава восьмая. Алые маки Марса и белые лунные ландыши
В Минске, на некотором удалении от московских проспектов, ракетное увлечение также набирало поклонников. В Доме дворянского собрания на Захарьевской улице читали стихи, однако лишь силами местных дарований, без столичных светил. Наибольшим успехом пользовались темы звёзд, небес и вышины, а не кровь-любовь как ранее.
Однажды пообещали приезд из Калуги Циолковского, и ожидания не были обмануты. Самому известному в России мечтателю рукоплескали стоя, когда он старческой походкой прошаркал на трибуну.
Оленька Радищева, милая барышня семнадцати лет, создание воздушно-поэтическое, наивное и накачанное романтикой по самые