Была жара, хотелось пить. Мальчишки всегда бегали на шахту за газировкой с отцовскими фляжками, бутылками, банками. И сейчас у некоторых были с собой фляги, но уже пустые. И тут одна девчонка попросила пить. Толик решил, что на шахту пока не пойдёт, не накупался, лучше наберёт воды из колодца, который был в нескольких метрах от берега. Правда, он был заброшенным, но на дне виднелась вода. То что надо!
То, что колодец давно заброшен, знали многие. Что на дне всегда была вода, могли знать только пронырливые пацаны. А вот то, что колодец был «загазован», об этом рассказали уже спасатели, прибывшие на место трагедии.
Толик оказался первой жертвой. Когда за ним в колодец опустился друг, его тоже никто не слышал. В колодце стояла глубокая тишина…
В один миг Ефросинья постарела. Горе сломило сильную и крепкую бабью натуру. В своём горе она осталась на белом свете совсем одна. И тут поняла, что только смерть соединит её с сыном, поэтому решила больше не жить. Долго подруги уговаривали соседку попить куриного бульона, долго уговаривали встать и подоить корову. Женщина лежала на кровати, а смерть не приходила. И тогда подруги решили не кормить её и не доить корову. Когда хозяйство устроило «гармидер», как говорили старики этой местности, пришлось подниматься и жить дальше. Жить без Толика. Она украсила в маленькой кухоньке одну стену рисованными иконами, вторую – фотографиями сына. Благо, в калитку как-то постучался фотограф, который ходил по улице и предлагал свои услуги по увеличению и раскрашиванию маленьких фотографий.
Когда невестка прибежала вся в слезах и не могла от рыданий рассказать про беду, у бабы Фроси душа перевернулась. Леночку испортили – как жить?!
И тут до неё постепенно начало доходить: но ведь она жива.
– Нинка, не ной! Руки-ноги целые? Глаза на месте? Она своими ногами ходит? Она живая?
– Жива-а-а-я-я-я… – ревела Нина.
– Вот и закрой рот. Это я с того света не подниму Толика, а у тебя вон какое счастье – Ленка живая.
– А соседи что скажут?
– А тебе лучше, чтобы умерла? – не сдержалась Ефросинья и сжала кулаки.
– Так позор како-о-ой! Уезжать надо подальше. У ребёнка жизнь наперекосяк свернулась, – продолжала реветь невестка.
– Я сама им рты закрою. Ты ещё не знаешь меня, – повернулась к иконам и фотографиям сына свекровь. – Я за Толика…
– Какого Толика?
– Моего Толика… – осеклась Ефросинья. – За Леночку ещё как рты закрою.
Рты она могла закрыть – опыт был. Она всю жизнь хранила тайну Петра. Все соседи думали, что ранения он получил на войне. Доказательством были деревянный костыль и изуродованное лицо. Она ни разу никому не проболталась, что на лице – следы оспы, которая ещё в детстве съела маленького Петьку и он чудом остался жив. А нога – так кто в детстве не бегал по рельсам и не разбрасывал гвозди под огромные стальные колёса паровоза? Петька любил лихачить. Увидит, бывало, приближающийся поезд и аккуратно положит на рельсы