и ножей, и пил, и костей, и веревок держать не дати ж, и к тюрме никого не припущать, и на кабак тюремных сидельцев не водить и пить не давать… будучи в сторожах, воровством никаким не воровать, зернью и карты не играть, и корчмы не держать… и самому пьяно не напиватца». Целовальник согласно Поручной грамоте 1688 г. имел практически те же обязанности, в частности, он должен был «из тюрем тюремных сидельцев, татей и разбойников и всяких воровских людей не пускать и пил, и резцов тюремным сидельцам не подносить и от того у них посулов не имать»[203].
Ни в Соборном уложении, ни в других указанных документах разницы между тюремным сторожем и тюремным целовальником не проводится, несмотря на различие терминов. Можно лишь предположить, что, поскольку в Акте о выборах целовальника уточняется состав преступников, совершивших тяжкие деяния («тати», «разбойники», «воровские люди»), то ему поручался присмотр именно за этой категорией «сидельцев», имеющих повышенную общественную опасность. В случае побега арестантов сторожа и целовальники должны были нести имущественную ответственность. При невозможности взыскать с них таковую платить должны были те люди, которые выбирали сторожа и целовальника (ст. 4, 101 гл. XX Соборного уложения)[204]. Во второй половине XVII в. происходят некоторые изменения в управлении тюрем. Должности губных целовальников и выборных целовальников для тюрем были упразднены. Вместо первых назначались губные дьячки, подчиненные сыщикам, а на место вторых – стрельцы и наемные сторожа для тюрем. Губные дьячки и сторожа приводились к присяге сыщиками[205].
Среди важнейших изменений, осуществленных к началу XVIII в., следует также назвать переход к практике государственного финансирования тюремного строительства. Уже в соответствии со ст. 94 гл. XXI Уложения тюрьмы в Москве предписывалось строить «государственной казною», а всем этим делом должен был заправлять Разбойный приказ[206]. Судя по ст. 97 гл. XXI, где указывалось «в городах тюрмы строить»[207], эта обязанность возлагалась, очевидно, на местные власти (воевод и наместников). Тем не менее такое требование чрезвычайно непросто претворялось в реальной жизни. Похоже, что местные власти не желали отказываться от соответствующих денежных сборов среди населения. Во всяком случае уже немалое время спустя правительство было вынуждено вновь напоминать о «невзыскании с градских и уездных людей на тюремные строения денежного сбора»[208].
В данной ситуации, с одной стороны, местные власти были вынуждены переориентироваться на государственные средства. С другой стороны, государство с трудом изыскивало средства на содержание тюрем. Поэтому к рубежу XVIII в. наметилось очевидное несовпадение интересов центральной власти и воевод на местах, следствием чего явилось усиление государственного контроля за расходованием соответствующих средств. На места все чаще направлялись, в частности из приказа Сыскных дел, подъячие «в города к воеводам