К нему с обратной стороны в разных местах приклеены пластмассовые осколки зеркала, похожие на те, что были в шариках. Только тогда их края были острыми, а сейчас, увы, никак не использовать в обороне. Она срывает их и отбрасывает на пол. Следом рвет последний слой пленки.
По краям стены болтаются лохмотья, а Ева стоит и смотрит на расклеенные по кругу листы белой искусственной бумаги с фотографиями участников игры.
– Значит, это еще не конец, – говорит она вслух, а про себя думает:
«Зачем я вообще согласилась на этот заказ? Зачем пошла на игру? Все внутри меня кричало, что нужно отказаться. Я ведь всегда выполняла работу только на своих условиях. И только за деньги. Но заказчик знал, как затуманить мою бдительность. Ради чего я была готова на все. Он знал обо мне все… Почему меня не смутило даже это? Потому что я дура. Или слишком устала за эти четыре года поисков, вот и схватилась за туманный шанс, крохотную надежду. За мечту, что никогда не исполнится. И это не чертова жизнь на Острове».
Она подходит ближе, изучает лица игроков.
Ее нет среди участников, зато есть чистый лист, который белым пятном прерывает цветные изображения. А в центре стены внутри замкнутого круга нарисован мелом знак вопроса.
Ева дотрагивается до фотографий. Все они мечтали, у всех были свои причины. Как и у нее. Слезы прорывают защиту и текут по щекам. Рукавом толстовки Ева резко стирает с лица соленые дорожки и зажмуривается с такой силой, что белые точки выплясывают в темноте. Отворачивается и только после этого открывает глаза. Веки болят от напряжения, а Ева отказывается вновь смотреть в знакомые до спазмов лица. Ярость и сожаление поднимаются из глубин, нарастают, увеличиваются, словно волны, зародившиеся от толчка в сердце моря. Разрозненные эмоции накатывают все сильнее и сильнее, от них не убежать, не отстраниться, не спастись. В этот момент нет ничего рационального, только пик чувств, копившихся последние годы.
Ева рвется к стене и сдирает листы, расшвыривая их в разные стороны. Она размазывает белый мел по бетону, уничтожая ни в чем не повинный знак вопроса.
– Что вам от меня надо? Что? Черт бы вас всех побрал. Чтоб вы все рухнули в расщелину! – кричит Ева, до хрипоты, до визга.
Тело дрожит от безудержного потока гнева и беспомощности. Она бежит за дверь под лестницей, и желчь вырывается наружу. Рыдания разрывают воздух, и только после этого Ева вытирает лицо, возвращается в комнату, встает на колени и непослушными дрожащими пальцами собирает листы. Прижимает их к себе и ползет к матрасу. Ложится на него и стонет в пустоту:
– Что вы от меня хотите? Где условия этого этапа? Я все еще в игре, в Александрии?
Из угла под потолком слышится дыхание. Ева быстро садится и нервно смотрит на динамик, словно из него в любое мгновение может появиться чудовище. Никто не появляется, только металлический голос разрывает пространство:
– Добро пожаловать в суперфинал! – и угнетающий смех разливается по комнате.
Ева