на пути к победе коммунистического труда!»
Витя однажды обнаружил, что эту надпись никто не читает. Называл приятелям свой дом, адрес, но когда упоминал плакат на крыше, все недоумённо жали плечами. Зато жильцы отлично знали огромные красные буквы, потому что в слове «труда» часто моргала вторая буква, без неё важное слово звучало картаво, а в квартирах ползли помехи по экранам телевизоров.
И никто не задумался, что «стоять на пути» означает преграду, блокирующую движение к цели.
Ноги словно налились свинцом, не хотелось идти – ни домой, ни к коммунизму. В квартире над стареньким пианино висит дедов портрет с траурной чёрной полоской в углу. На сорок дней бабушка непременно потянет на кладбище. Как было на девять дней, на три. И когда «будили» на следующее утро после погребения, не говоря о самих похоронах, во время которых просто хотелось выть в голос… Взрослые специально ковыряют незажившую рану?
Он прятал портрет деда с глаз долой и получал подзатыльник от отца, всегда не любившего тестя. Зато у папаши появился повод заложить за воротник. А если есть повод, как им не воспользоваться!
Зачем выставлять фото с чёрной полосой? Дед не ушёл навсегда. Он где-то спрятался, как когда-то, играя в прятки с внуками, смеялся и дурачился, сам уподоблялся ребёнку.
Путь Вити до дома из школы пролегал мимо пятиэтажек хрущёвской застройки. Квартиры в них распределялись между коммунистическими тружениками, а пара отпрысков сознательных пролетариев перегородила дорогу. На вид – не моложе класса пятого, для одинокого щуплого второклассника они казались двумя великанами.
– Слыш, шкет. Пара копеек найдётся? Нет? А если найду?
Здесь трясли мелочь у многих. Обычно хранили двушку или троячок – от таких откупаться. Но что-то словно перещёлкнуло внутри. И так на сердце тошно, а ещё и эти…
– Нет. И не будет. Дайте пройти.
Пацанчик в рубашке в наивную клеточку с потёртым портфелем, ручка замотана изолентой, сандалики стоптанные… Как такой посмел задираться? Более крупный из парочки сгрёб Витю за грудки. Рубашка затрещала, посыпались пуговицы.
– Ща твоё «не будет» тебе в глотку с зубами заткну, понял?
Внутри снова раздался… ну, пусть будет щелчок. Всплыла отчётливая инструкция: «упереться рукой, голову до упора назад, потом удар верхушкой лба ему по соплям! И коленом в яйца. Как только урод согнётся, ещё раз коленом в нос!»
Последний удар не получился как задумано, пятиклассник зажал рожу руками. Колено жестоко врезалось в пальцы, сплющивая их о лицевые кости.
«Теперь второго! Ногой ниже колена!»
Соучастник смешно прыгнул в сторону на одной ножке, обняв вторую, ушибленную.
– Ты труп, пацан!
– Уже. Только приводи побольше. Вас двоих маловато будет.
Дома Витя получил нагоняй. Никакие доводы в расчёт не принимались. Дети все дерутся, а с оторванными пуговицами шляется он один, непутёвый.
На следующий день записался в