возраста и положения подобало не спешить, приличия соблюдая.
– Братец, – Себастьян поднялся первым и руку подал, – тебя только за смертью и посылать…
– Там это…
Яцек выглядел растерянным. И встрепанным.
– Там…
Себастьян забрал сверток, в котором обнаружилась собственная Яцекова рубашка, которая Лихославу была безбожно мала, некий широкий и мешковатый пиджак с крупными перламутровыми пуговицами, а еще зачем-то кальсоны с начесом.
– Яцек, Яцек… – Себастьян поднял кальсоны двумя пальцами. – Старания в тебе много, а вот ума пока не хватает… но ничего, это дело наживное… Так чего там?
– Отец велел панну Евдокию из дому выставить и назад не пускать…
– Что?
В глазах потемнело.
Лихослав раньше не понимал, как это, чтобы потемнело… оказалось – просто. Пелена на глаза, темная, за которой ничего-то не видно.
Собственный пульс в ушах гремит. А в голове одно желание – вцепиться в глотку…
– Спокойно, Лишек… на вот, пиджачок примерь… – Бес сунул упомянутый пиджак в руки. – И угомонись… отомстить мы всегда успеем. В конце концов, Яцек мог недослышать… или сказать не так.
– Я так сказал! – возмутился Яцек, обиженный до глубины души. – Панна Евдокия обозвала панну Богуславу колдовкой… а та Евдокию – купчихой и… и нехорошей женщиной… и потом оказалось, что у панны Евдокии с собою револьвер имеется. И значит, она Богуславе грозилась, что без суда ее пристрелит серебряною пулей… а потом голову отрежет и чесноку в рот натолкает. Рубленого.
– Сам слышал?
Яцек покачал головой.
– Катарина сказала…
– Катарина тебе еще не то скажет…
– Панна Богуслава от волнения в обморок упала… а панна Евдокия стреляла и люстру попортила…
– Стреляла, значит…
– Я пришел, когда отец кричал на нее… и я решил, что лучше бы ей там не оставаться.
– Это правильно.
– А она уезжать одна не желает… и велел я экипаж заложить…
– Очень интересно.
– Так не пешком же…
– Я его…
– Лишек, сейчас ты пойдешь к жене и выяснишь, чего случилось… заодно и поговорите по душам. А я… я с батюшкой нашим побеседую. Есть у меня одна интересная мыслишка…
Глава 6,
в которой речь идет о новых неожиданных знакомствах и о вреде поздних прогулок
Дураков каких мало оказывается-то много!
Аврелий Яковлевич здание Королевского театра покинул в числе последних зрителей. Вот не любил он толпы, сутолоки, которая случалась сразу по окончании спектакля, а потому предпочитал выждать, когда обезлюдеет мраморное фойе.
Была в этом своя романтика.
И опустевшая сцена гляделась брошенной. Медленно угасали газовые рожки, и на зрительный