подлить тоже непросто, но ничего невозможного… Себастьян в последнее время частенько в кофейню на Залесской улочке наведывается, уж больно там кофий хороший варят, с перцем да кардамоном, с иными приправами. И столик всегда один берет, у окна, чтоб люди проходящие видны были. Интересно ему за людьми наблюдать…
– Тебе повезло, Себастьянушка. – Аврелий Яковлевич придвинул кресло к окошку. Сел, закинув ногу на ногу, из кармана вытащил портсигар.
Закурил.
– Будь ты человеком, я б, конечно, постарался, но… тут уж как боги ссудили бы. Но в постели б надолго оказался… а после всю оставшуюся жизнь питался б овсяными киселями.
Аврелий Яковлевич выглядел утомленным. И на темном его лице морщины проступили глубже, будто и не морщины, но зарубки на мореной древесине. Глаза запали. И сосуды красные их прорезали.
– И королевичу спасибо скажи…
– Заговоренный?
Перстень лежал на столике у кровати.
– А то… на нем небось через одну вещицы заговоренные… вот тебя и шибануло маленько… не тебя, а тварюку эту… только мне другое интересно. Почему тебя?
Этот вопрос Себастьяна тоже занимал.
Оно, конечно, врагов у него имелось вдосталь, что в Познаньске, что на каторгах, и многие людишки с превеликою охотой выпили б за упокой мятежной княжеской души. Вот только с волосьями возиться… нет, лихой народец к этаким вывертам непривычный. Ему б попроще чего…
Как в позатом годе, когда повстречали Себастьяна четверо да с гирьками на цепочках…
…семь лет каторги за разбой.
Или три года тому… темный переулок да нож, который о чешую сломался.
Или в тот раз, когда в управление бомбу прислали… бомба, оно куда как проще, понятней…
Аврелий Яковлевич не столько курил, сколько вертел папироску в пальцах, казавшихся на редкость неуклюжими.
– И отчего именно теперь…
– То есть? – Силы медленно, но возвращались. И Себастьяну удалось сесть самому. Он стянул пропотевшую рубашку, отер ею плечи и лицо. – Какая разница когда?
– Может, – согласился Аврелий Яковлевич, – и никакой. А может… может, тебя не просто травили, а убрать хотели, чтоб, значит, под ногами не путался… дело-то такое… полнолуние было…
Ведьмак говорил медленно, подбирая слова, а этаких политесов за ним прежде вовсе не водилось. И оттого неприятно похолодело в груди. Хотя, конечно, может, и не внезапная перемена, случившаяся с Аврелием Яковлевичем, была тому причиной, но банальнейшие сквозняки.
– Убили кого? – облизав сухие губы, поинтересовался Себастьян.
Ответ он знал.
– Убили.
– Кто?
– А мне откудова знать кто? – Аврелий Яковлевич с немалым раздражением папироску смял. – Это ты у нас, мил друг, опора и надежда всея познаньской полиции.
Ведьмак поднялся:
– Ты у нас и выяснишь. Коль уж жив остался…
– Аврелий