великолепно. О, мистер Тилли, это так мило с вашей стороны!
– А вы не прикрепили где-нибудь светящиеся наклейки? – подозрительно спросил мистер Тилли.
– Да, – призналась миссис Камбербатч, – возле камина есть штуки две. Но больше нигде. Дорогой мистер Тилли, клянусь, больше их нет нигде. Так зажгите нам чудесную звездочку с длинными лучами где-нибудь на потолке!
Мистер Тилли всегда отличался доброжелательностью и никогда не отказывал в помощи даже самой непривлекательной женщине.
– Только после сеанса вы отдадите мне в руки эти наклейки, – прошептал он, после чего силой воображения постарался зажечь на потолке красивую большую звезду с красными и фиолетовыми лучами. Разумеется, она получилась не такой великолепной, как он задумал, потому что ее свету пришлось пробиваться сквозь мутный разум медиума, но все равно выглядела она очень впечатляюще, и ее появление сидевшие за столом встретили взрывом аплодисментов. Для усиления эффекта он пропел несколько очень милых строчек о звезде Аделаиды Анны Проктер, чьи стихи представлялись ему одной из высочайших вершин Парнаса.
– Ах, мистер Тилли, большое вам спасибо! – прошептала медиум. – Это было замечательно! Вы разрешите сфотографировать звезду, чтобы использовать ее в других сеансах? Если, конечно, будете так добры и повторите это еще раз.
– Ну, я не знаю, – раздраженно ответил мистер Тилли. – Я хочу выйти. Мне очень жарко и как-то неуютно. Все это выглядит такой дешевкой.
– Дешевкой? – воскликнула миссис Камбербатч. – Да любой медиум в Лондоне стал бы знаменитостью, показывая такую настоящую, неподдельную звезду, скажем, раза два в неделю!
– Знаете, мене раздавили не для того, чтобы обогатить какого-нибудь медиума, – заметил мистер Тилли. – Я хочу уйти. Все это так унизительно. Кроме того, я хотел бы осмотреться в моем новом мире. Я еще толком не знаю, что он из себя представляет.
– Но, мистер Тилли! – возразила она. – Вы же сказали столько чудесного о том, как вы там заняты делом и счастливы.
– Да ничего я не говорил! Это вы сказали. Вернее – вложили эти слова в мою голову.
И он начал выбираться из застойных вод разума миссис Камбербатч.
– Меня ожидает целый новый мир, – сказал он. – Я должен его осмотреть. Но я вернусь и расскажу, какие чудесные открытия мне удастся здесь совершить…
И тут он ощутил, что все это безнадежно. Ему пришлось прорвать плотный слой жидкой материи, и, когда она схлынула, он начал понимать, что впечатления о той прекрасной, непредставимой для земных существ жизни, которую он только начал познавать, не смогут проникнуть сквозь эту непроглядную муть. Видимо, поэтому все, что каким-то образом исходило из духовного мира, выглядело здесь таким глупым, таким банальным. Духи, каким и он теперь стал, могли стучать по столу, зажигать звезды, повторять расхожие истины, даже читать в умах медиума и других людей, как в открытой книге, – но только и всего. Чтобы слепые их увидели, а глухие