по-восточному и постукивая двумя выбеленными временем костями по медвежьему черепу, шаман что-то навывал на одной ноте, не открывая глаз и покачиваясь из стороны в сторону.
Продолжалось это, по моим прикидкам, минут десять. Как вдруг, прекратив наигрывать на черепе, шаман вскочил на ноги и открыл глаза. Продолжая подвывать и постукивать костями, уже одну об другую, Гукур закружился вокруг костра в некоем подобии танца.
Танец был достаточно примитивен, но чем-то всё же завораживал, притягивал к себе внимание зрителей и заставлял забыть обо всём, что происходит вокруг.
Шаман то кружился на месте, то прогибался назад, то склонялся к самой земле. Переступая, перескакивая с ноги на ногу, он задавал некий, в целом плавный, но порой – с рваными обрубками, ритм.
В какой-то момент у меня мелькнула мысль, что вижу я сейчас не целый танец, а лишь его части, обрывки, сохранившиеся с давних времён и донесённые нами по памяти поколениями шаманов. Наблюдая за Гукуром, я старался запомнить всё, что он делает. Каждое движение, каждый поворот, каждый жест. Неизвестно, будет ли у меня ещё одна возможность увидеть этот танец…
Между тем шаман, не останавливая танца, время от времени подхватывал пучки трав, разложенные на земле. Некоторые из них он бросал в огонь, а некоторыми, растерев их перед тем ладонями, посыпал тела приносимых в жертву мужчин. В огонь полетели и пучки шерсти, использованные женщинами для обтирания.
От трав и шерсти, сгоравших в огне, по пещере пополз дурманящий голову дым. Голова начала кружиться, а настроение – подниматься… Сородичи начали прихлопывать в ладоши и подвывать в такт шаману. Впрочем, картинка знакомая, я это уже видел не один раз…
Пока я вёл свои наблюдения, Гукур оказался лицом к лицу с вождём, быстро наклонился к самому его уху и что-то коротко шепнул. Вождь, в свою очередь, кивнул нескольким мужчинам, стоявшим поблизости, и подбородком указал на ожидающих своей участи калек.
Мужчины взяли в круг лежащих сородичей, встав рядом с ними на колени. Крепко сжав в руках заготовленные заранее обломки копий, подняли их над своими головами.
Жертвы лежали с закрытыми глазами и не могли ничего этого видеть. Но наверняка всё слышали и улавливали чувствами и мыслями. Я заметил, как напряглись их лица, хотя ничто более в положении их тел не изменилось.
Речитатив шамана достиг своей максимально низкой точки. Казалось, голос его раздаётся откуда-то из глубокого подземелья, рыча и прокатываясь волнами над нами. Но вдруг тон его резко изменился, отчаянно взвившись ввысь кличем пернатого стервятника, бросающегося на добычу.
И тут же копья, поднятые над головами охотников, изо всех сил вонзились в тела тех, кто добровольно приносил себя в жертву роду.
Пробивая покрытую густым жёстким волосом кожу, стремительно раздвигая в стороны затрещавшие рёбра, заострённые куски кремня пробили лёгкие и сердца выгнувшихся навстречу им тел. С губ приносимых в жертву мужчин сорвался короткий вскрик, переходящий в хрип умирающего.
Вождь, упав