за кулисы, хлопнув крышкой пианино.
Позже ребята из параллельного класса уверяли Гену, что из зала всё смотрелось очень круто, и они были уверены, что артисты ошиблись специально, «по сценарию». И, вообще, Генка и саксофон – это бомба! Но перед глазами опустошённого Крюкова стояло недовольное лицо Кораблёвой, а в ушах звучало её презрительное: «Идиот».
С тех пор он решил страдать по Злате на расстоянии. Не хотел снова получить отрезвляющий «комплимент».
***
– Эй, ты что, уснул? – голос Милы вернул Гену из воспоминаний. – Сидишь, как загипнотизированный, смотришь в одну точку. Того и гляди манку оживишь. – Зубарева плюхнулась на стул, взяла с тарелки кусок белого хлеба и намазала маслом.
– Ничего я не уснул, – огрызнулся Гена и зыркнул на сидящую за дальним столом Злату. Она что-то писала в мобильнике. – И, между прочим, это был мой хлеб.
– Ну, извини, что я о твоей фигуре забочусь, – произнесла Мила с набитым ртом.
Пущенная Зубаревой стрела иронии попала точно в цель: весь год Гена боролся с лишними килограммами, но расстаться с ними не получилось. Ни бег по утрам, ни изнурительные походы в тренажёрный зал каждую среду результата не давали. Потому что спорт Гена любил намного меньше, чем бабушкины пирожки с капустой. Да и наследственность подкачала: родители Крюкова вовсе не отличались худобой.
– Зубарева, а ты, как была душой нашей компании, так ею и осталась, – съязвил Гена.
– Да, я такая! – Мила подхватила Генин стакан какао. – Ты же не будешь, да? – И сама сразу же ответила на свой вопрос: – Тогда я допью: нечего добру зря пропадать.
Она вернулась за стол к Злате, что-то шепнула на ухо подруге, и обе расхохотались.
Гена встал, нарочито громко отодвигая стул, и вышел из столовой. «Меня иногда бомбит от этой Милки!»
Вообще-то, он считал Милу Зубареву классной девчонкой. Училась на одни пятёрки, но не зазнавалась: всегда давала списать, если приспичит. В старшей школе к ней прилипла кликуха «ходячая энциклопедия». Нет, Милу не дразнили, а называли так уважительно, потому что она вовсе не была ботанкой. Если что, могла и постоять за себя. Гена потёр затылок, вспомнив, как в третьем классе получил от неё по полной.
Как-то ему стало скучно на уроке по окружающему миру. Несколько раз пересчитал переплетения в косе Зубаревой, сидевшей впереди него. Потом достал из портфеля ножницы, дождался, когда учительница отвернётся к доске, и тотчас соскользнул под парту. Подлез под стул, на котором сидела одноклассница, и осторожно порезал край свисающего подола её школьного платья на узкие полоски. На перемене Мила обнаружила бахрому и пожаловалась учительнице. Та, опросив детей, выявила горе-портного.
Гена даже не успел выдавить извинения. Зубарева налетела на него как коршун на цыплёнка и так отдубасила по голове линейкой, что на затылке вскочила шишка. Теперь уже учительница требовала извинений у Милы. Так они и стояли, насупившись, Крюков и Зубарева, явно уступая друг другу право