Мэттью звучали как приговор.
– Не решилась открыться тогда и поступаешь так же сейчас. Бежишь при первой же трудности и закрываешься в себе. Спряталась шестнадцать лет назад за обидами и опасениями «что будет, если»!
Слышать это Кэтлин становилось невыносимо, тем более что каждая фраза была наполнена правдой. Паркер закрыла глаза, но слова продолжали ранить; если бы можно было прикрыть уши. Она попыталась поднять руки, но Мэтт крепко держал свою жертву и продолжал пытку:
– Боялась услышать, что не нужна, даже не спросив об этом. Ты трусиха, Кэт! И свою трусость прикрываешь, обвиняя других. Как маленький щенок, нагадивший в ботинок хозяина, чтобы пометить собственным запахом и не позволить забрать другим. Любишь и пытаешься сделать больно любимым, но прежде всего себе. Ботинок можно вымыть или выкинуть, на худой конец, а боль от шлепка по попе ты будешь помнить всю жизнь. Лелеять, внушая себе, что вот как бывает, если пытаешься показать своё чувство.
– Я не щенок. Ты не ботинок. И уж Лилибет – никак не то, что нагадил щенок.
– Конечно нет! Но ты именно так видишь, что произошло и происходит. Ты лишила любви нас когда-то, и сейчас хочешь сделать то же, мстя за удар, которого я не делал. Тебя била судьба за нерешительность, а вину так удобно возложить на меня. Почему боишься открыться? – Он чеканил обидные слова с болью в глазах. Очередная попытка пробиться сквозь её страхи. – Почему опять пытаешься удрать? Кому от этого станет лучше? Не бойся любить, доверься. Мы взрослые люди, зачем лишать себя счастья?
Губы Кэтлин дрожали вместе с острым подбородком. Она попыталась ответить, но не смогла. Слёзы брызнули из глаз, бороздя мокрыми дорожками бледное лицо.
– Прости! Я не могу. Не сейчас.
Вуд тяжело вздохнул. Он сомневался, что Кэт была в состоянии слышать. Все его попытки сблизиться кончались провалом. Но как жить рядом друзьями, не прикасаясь к женщине, которую любит? Он не монах…
– Всё это мы уже проходили. Скажешь опять, что тебе нужно время?
– Да!
Паркер попыталась вывернуться из объятий. Мэтт расцепил кольцо рук, понимая, что так только усиливает её желание освободиться.
– Я уже говорил, что никогда не возьму тебя силой, – он оттолкнулся от стенки и сделал шаг назад, не спуская глаз с заплаканного лица Кэтлин. – Я живой человек. И желание обладать любимой женщиной вполне естественно для мужчины.
Она молчала, не зная, что сказать в ответ. Страх и тревога стихли, как только капкан из рук распахнулся, и им на смену пришло отчаяние. Кэт не знала, чем объяснить наплыв паники. Да кто способен разумно мыслить в момент страсти? И зачем вообще нужны были мысли? Кто кроме неё за секунду способен придумать защиту себе от себя же?
– Я опять должен буду ждать?
Она всхлипнула, прежде чем негромко ответить:
– Да…
Мэтт повернулся спиной. Он не хотел, чтобы Паркер видела, что происходит с его лицом. Какой болью наполнен взгляд, каким отчаянием.