И всем-то она нужна, все-то ее зовут, весь мир без нее обойтись не может! Так чего ж ты прискакала сломя голову, как только лето настало?
Разве не понимаешь, что ты лишняя в этом доме?
Понимаешь, еще как понимаешь! Изъянов у тебя много, но ты ведь не дебилка.
Хоть и любишь прикидываться дурочкой. Мило, святая простота, в тебе души не чает, а ты и рада! Пользуешься, прикрываешься им. Знаешь, что это верный путь к сердцу сестры. Того только не замечаешь, как ей больно сравнивать себя с тобой. Красуешься перед ней, смазливая, вертлявая, буркалы выкатываешь. Ворона в павлиньих перьях. И проклятая метина, крест на смуглой щеке… Селеста – ангел, судьба к ней несправедлива. А ты! Ты, гнусная воровка, то и дело ей дорогу перебегаешь. Тебя-то за что бог красотой наградил?!
Само собой, я снова не права. Ты промямлишь, что такой уродилась, что не виновата, что не просила об этом.
Просила, не просила – мне плевать! Видеть тебя не могу в моем доме. Было время, когда мы жили здесь тихо и мирно. Дом – свидетель десяти самых безоблачных лет моей жизни. Если бы мне кто сказал тогда: «Это твои счастливые годы, наслаждайся!» Так нет же. Я их проморгала, растратила попусту, пустила на ветер. Что имеем, не храним, потерявши, плачем. Мне все казалось, что лучшее впереди. Первое блюдо часто глотаешь наскоро, не распробовав, ждешь следующего, горячего. Вот горяченького я потом и схватила. До сих пор расхлебываю. Одна. Еще и со дна выскребаю.
Утром у нотариуса отчетливо вспомнила, как сорок лет назад мы с Жаком в полнейшем восторге оформляли покупку недвижимости. Тогда это была жалкая заброшенная ферма, темный тесный грязный сарай в жутком состоянии, сущий свинарник. Осматривая свою будущую собственность, мы все время зажимали носы и хихикали, будто школьники, видя, что стены, пол и земля вокруг густо вымазаны куриным пометом. Прежние владельцы, разводившие птицу, съехали месяц назад и даже убрать за собой не удосужились. Однако вонь, мерзость и запустение нас не отпугнули. Мы оба мечтали о загородном доме, радовались, строили планы. Мне было двадцать, ему – тридцать восемь; столько энергии! Мы все расчистили, отскребли, отмыли. Сами отремонтировали и покрасили каждую комнату, распевая песни. К вечеру падали с ног от усталости. И дивный сад, цветущий круглый год, – наша заслуга. Мы с Жаком выбрали и посадили своими руками каждое дерево, каждый кустик, каждый цветок.
Нынче утром я вспомнила, как маленькая Селеста бегала по лужайке, ловила бабочек и сейчас же их отпускала. Еще она любила качаться на качелях, требовала, чтобы я раскачивала их все сильней, а потом начинала плакать от страха и упоения.
– Мамочка, я сейчас упаду, лови меня!
Я обдирала о грубый канат ладони, останавливая качели на полном ходу. Она спрыгивала ко мне на руки, пухленькая, теплая, сладкая. Осыпала меня поцелуями и убегала играть. До сих пор чувствую на шее нежное прикосновение ее бархатистых ручек.
Качели я разобрала еще до твоего рождения, Маргерит. После того как Селеста года два к ним не подходила. Она выросла, стала такой серьезной, старательной,