шеренгами. Между ними, чудом избегая столкновения, лавировали приверженцы активного отдыха всех мастей: бегуны, велосипедисты, любители скандинавской ходьбы, скейтбордисты. Все скамейки занимали влюбленные парочки. На каждом шагу встречались старушки, сыпавшие вокруг себя семечками и крошками, к ним слетались полчища голубей, а иногда прибегали и белки из тех, что понаглее: отыскав брешь в голубиной туче, они стремглав мчались к месту раздачи, хватали, сколько влезало в лапу, и в несколько гигантских прыжков возвращались под прикрытие пышных елок, подступавших вплотную к аллеям парка.
Боня ничего не имела против голубей и белок, но вот от людей старалась держаться подальше, поэтому пробиралась к нужному месту через лес. Ее жизнь сложилась таким образом, что в свои неполные восемнадцать она не встретила ни одного человека, достойного уважения, и, тем более, доверия. Причем, осознала она этот факт не так давно, а раньше никогда не оценивала моральный облик окружавших ее сверстников и взрослых. Но однажды словно пелена с глаз упала: Боня обнаружила, что рядом с ней нет ни одной близкой души, никого, с кем можно было бы поговорить о наболевшем. Случилось это около двух лет назад, когда ее мать внезапно развелась с отцом и укатила в Америку, не обещая вернуться. Правда, она обещала забрать Боню к себе после того, как обустроится на новом месте, и поначалу Боня в это верила, но недолго. Вскоре мать сообщила, что мужчина, с которым она собиралась связать свою жизнь, ее бросил, не оставив ни гроша на пропитание, и ей пришлось устроиться уборщицей в кафе, – денег едва хватало на аренду скромного жилья и еду, содержать дочь она была не в состоянии. «Возвращайся назад, мама!» – дрогнувшим голосом взмолилась в ответ Боня, чувствуя, как телефон выскальзывает из намокшей ладони. Она знала, что мать не вернется, потому что возвращаться было некуда: отец успел найти новую жену, да если бы и не нашел, все равно не пустил бы неверную супругу на порог. «Мосты сожжены. Прости меня, дочка…» – услышав слезы в голосе матери, Боня почувствовала щемящую тоску, понимая, что больше они не увидятся. Казалось, что мир рухнул в одночасье, и дальнейшая жизнь потеряла всяческий смысл. Горе душило Боню и искало выхода, но поделиться им было не с кем. Кому она могла об этом рассказать? Одноклассницы способны были лишь завидовать и злорадствовать, ничего, кроме ехидных шуточек за спиной, от них не дождешься. Отец и родственники – даже с маминой стороны! – тоже вряд ли посочувствуют, скорее, начнут извергать в адрес ее матери тонны критики, пусть и вполне заслуженной, но не способной облегчить боль, разрывавшую сердце Бони. А что способно было облегчить боль, Боня не знала. Однако позже до нее дошло: только человек, которому она по-настоящему не безразлична, смог бы ее утешить, но где же такого найдешь? Если даже родная мать бросила ее ради мечты о лучшей жизни, то что говорить об остальных? Бессмысленно надеяться на чье-то искреннее участие. Может быть, вообще все люди только притворяются, что любят своих родных? Скорее всего, никакой любви не существует…
Оглядевшись, Боня