что делает?
– Полынь. Нечисть отгоняет, – пояснил Дмитрий.
Выходит… он мой дядя?
Родной?
Тогда почему… нет, вопросов много, но я оставлю их при себе. Пока. В душе сумятица.
– Идем, – Дмитрий встал между мной и старухой, чтобы громко сказать: – Там за алтарем полы не помыли.
– Полы?
– Грязнющие. Ты бы, матушка, поглядела, а то нехорошо.
– Полы… полы не мыли? Как не мыли? – всполошилась старуха. – Это же ж…
Она все же запнулась.
И головой затрясла.
– Хитришь, Митька! Хитришь! Сколько лет-то минуло? А ты все мамку обмануть норовишь? Мало тебя пороли, мало… все на кривую дорожку норовишь! Не доведет тебя вранье до добра-то? Господь видит! Все видит!
Дмитрий молча развернул старуху и подтолкнул к церкви.
– Иди уже!
Она, вывернувшись, хлестанула его травою по лицу.
– Иродище! Рожа страшная! А все почему? Все потому, что ты Господа не уважал! Вот тебя и наказали… грешника! Как есть грешник!
– Вороны, – тихо произнес Дмитрий. – Они рядом. Вдруг да услышат.
А потом резко отступил, руки убирая и быстро так, будто боясь, что старуха бросится следом, захромал прочь от церкви. Причем чем быстрее шел он, тем сильнее была хромота.
Лют потянул меня следом.
И я пошла, пока старуха, задравши голову, выглядывала в небе воронов.
Недалеко?
До речушки и вправду недалеко было.
Она, выбираясь из леска, разрезала луга пополам. И меж них уже привольно расплескивала синие-синие воды. Берега её пологие поднимались по-над рекой. И здесь уже снова звенели, гремели силой травы.
Кошачья лапка.
И клевер золотистый. А вон и шуршащий. Уже на самом песке – цмин с желтыми нарядными головками. А из воды выглядывали тонкие ниточки осок.
– Дмитрий, значит? – первым заговорил Лютобор и меня за спину задвинул.
Дмитрий хмыкнул.
И кивнул.
– Он самый… Дмитрий Дмитриевич, – он провел руками по лысой голове. Шрамы от ожогов поднимались и по ней, слева больше, справа меньше. – Ласточкин… Извини. Тут… хрен поймешь, с чего рассказ начинать. Если спрашивать есть, спрашивай.
Спрашивать было о чем, но… я почему-то не могла и рта открыть. И Дмитрий все правильно понял.
– Батюшка наш, твой дед, стало быть, при церкви этой был. Батюшкой. Блин, по-идиотски звучит.
– Как-то ты на попа не больно тянешь, – заметил Лютобор.
– Ну… попы тоже люди. И как люди, разными бывают. Мне вот смирения не хватает крепко. И не только его…
– Пороли мало?
– Пороли как раз так, что порой думал, зашибут к… тут знать-то надо. Церковь эта – старая, то есть не сама, но некогда тут иной храм стоял, почитай, едва ли не с тех времен, когда на землю эту крест только-только пришел.
Что-то мне уже начало не нравится.
Я переглянулась с княжичем.
А Дмитрий опустился на берег, ноги вытянул, вздохнул.
– Стоять тяжко. Сидеть тоже не особо, хотя в свое время изрядно меня подлатали…
– Где?
– Да…