огромный. Там стояли три дома и многочисленные хозяйственные постройки.
Сейчас ворота считаются музейной ценностью. Когда-то их обстреливал Колчак при отступлении. Дело в том, что вместе с красноармейцами в партизанском отряде Зверева были местные жители. Среди них и мой прадед Константин Демьянович.
Эти ворота и забор были особой болью моей бабушки из-за частых конфликтов с семьей младшего брата по поводу дележки территории двора. Он унаследовал дом после смерти бабулиных родителей. За это бабуля имела на них большой зуб, так как считала все случившееся несправедливостью.
Бабуля, сидя на своем троне и глядя на ворота из окна кухни, в сердцах произносила фразу: «Лучше бы на дрова вас пустила, а не берегла!». Из глаз ее начинали катиться слезы, если ее не успокаивали, это переходило в истерику с каким-то диким завыванием. Все заканчивалось тем, что по дому разносился стойкий запах корвалола или валидола…
Я, будучи ребенком, не понимала, какую боль испытывает моя Тата, глядя на эти ворота.
Оказалось, что Тата осталась одна во время войны со своими младшими братьями. Почти всех мужчин призвали на войну, и заготавливать дрова было некому. Когда запас дров закончился, ей, тогда еще маленькой девочке, приходилось одной подниматься высоко на Усть-Кутскую сопку. Там женщины и оставшиеся мужики рубили высоченные кедры и сосны.
Зимы во время великой отечественной войны были особенно суровы к измученным всеми напастями жителям Восточной Сибири. Раньше было достаточно протопить дом всего один раз на ночь. Но зимы с сорок первого по сорок пятый отличались такими сильными морозами, что одной топки не хватало.
Моей бабуле раз в неделю приходилось заниматься заготовкой дров. Каждые выходные она надевала тятину телогрейку, сверху на нее натягивала старый халат, чтобы не повредить, потому что это была ее единственная верхняя одежда. Она подпоясывала все веревкой, потому что была очень худенькой и весила меньше куля муки. Ноги обматывала «хрунями» (кусками ветоши или тряпичными лохмотьями) и, засунув их в единственные на всю семью валенки, отправлялась за срубленной сосной.
Поднявшись на сопку и выбрав сваленную сосну, она ловко топором очищала дерево от веток. После этого сталкивала дерево вниз и шла за съезжающим по уклону деревом. У подножья ее ждали заранее приготовленные пила и санки.
Тата распиливала дерево на плахи и перевозила их во двор. Сама рубила и складывала в поленницу рядом с русской печкой. Дрова не успевали просыхать, горели и грели очень плохо. На это у нее уходили почти все выходные.
При этом у нее, еще девчонки, за время войны перетаскавшей бесчисленное количество деревьев, даже мысли не возникло пустить на дрова забор и ворота, как это сделало большинство жителей Усть-Кута. Чтобы согреться, они сжигали все: заборы, ворота, сараи. Домашний скот переводили жить в дом на зимнее время.
Тата же ценой своего здоровья все сохранила: и родительский дом,