Томас – он жив, я надеюсь?
– Да, но…
– Что – но?
– Он не в себе. Он что-то бормочет по-эстонски и у него руки все ободраны. Ему нужна «скорая».
– Ну, вы вызвали?
– Конечно, – отрапортовал полицейский.
– Пойдем, посмотрим, – Алексей направился вниз по дороге, ко второму входу в бастионы, который выходил к реке. Рядом на парковке, сверкая проблесковыми маячками, уже стояла «скорая». Красные и синие огни отражались в бурных водах Наровы. Когда Алексей подошел к машине, Томаса на носилках грузили внутрь.
– Я из полиции. Что с ним? – спросил Алексей у медбрата.
– У него ободраны руки. Я такого еще не видел раньше. Прямо кожа слезла. Он либо не чувствовал боли, либо у него был такой сильный шок, что он просто эту боль перебивал. Не понимаю, как такое может быть.
– Могу я ним поговорить? – спросил Алексей.
– Попробуйте, – пожал плечами медбрат.
Алексей заглянул внутрь кареты «скорой». Руки Томаса были вытянуты и плотно забинтованы, по локти. Через все его лицо тянулись несколько свежих шрамов, заклеенных пластырем.
– Томас, ты меня слышишь? – спросил Алексей на эстонском.
Томас повернул голову и внимательно посмотрел на него.
– Что случилось? – задал вопрос Алексей.
Томас вскинул брови и обвел пространство вокруг безумным взглядом.
– Я там завалил все. Не ходите туда, не надо.
– Почему? – Алексей приблизился к его лицу.
– Не надо. Не откапывайте там ничего.
– Почему?
– Не надо, – он закрыл глаза и тяжело засопел.
Медбрат положил руку на плечо Алексея:
– У него шок. Не надо, не трогайте его. Потом поговорите, он сейчас явно не в себе.
– А он придет в себя?
– Кто знает, – с сомнением ответил медбрат. Двери кареты с лязгом захлопнулись. Включилась сирена и машина умчалась в темноту.
Над Нарвой начинался рассвет. Алексей посмотрел на зияющий темнотой вход в бастионы и распорядился:
– Надо закрыть и запечатать дверь. И оцепить здесь все до приезда следователей из Таллинна.