посмотрели на дорогу, потом – на телегу. Панкрат выдохнул серый дым, цокнул и сплюнул рядом с колесом.
– Хорошая тебе жена досталась, сын. Я б за такой, как за горой был.
– А откуда знаешь, что она хорошая? – Степан уставился на отца.
– Жизнь прожил. Теперь все вижу, чувствую.
– А мать? Тоже для тебя хорошая?
– Ну-у, ладно. – Панкрат не стал отвечать на вопрос. Махнув рукой на телегу, затушил о подошву сапога окурок и строго сказал: – ужинать пора. Потом проверим. А ты Гале отнеси харчи. Вставать ей не вели. Иначе точно без мальчонки останемся. Береги ее. Она теперь твоя правая рука. В общем, живите дружно.
– Я не уверен, что…
– Я тебе дам! – гаркнул отец, замахнувшись кулаком. – Не уверен он. Жив наш Федос! Жив, я сказал.
Плотно поужинав свежей картошкой, пожаренной на сковороде, и засоленным салом с парным молоком, мужики разбрелись по комнатам. Панкрат вернулся, заглянул к Гале, спросил о ее самочувствии, еще раз напомнил о постельном режиме, а потом сел у красного угла. Марфа услышала, как ее муж шепчет молитву. Шепчет, хлюпая носом.
– Паразит, – шепнула она, навострив уши. – Во как, к девке сердцем припек. С чего бы это? С какого перепугу он так о ней заботится?
Ответ был прост – Панкрат всегда мечтал о дочке. Он так хотел иметь дочь, что даже фантазировал, как она будет выглядеть, какого цвета у нее глаза, как звучит ее задорный смех. Он и имя ей дал еще до рождения Федора – Настасья. Об этом он никогда и никому не рассказывал. Мечтал себе втихомолку и улыбался, когда перед его взором возникала маленькая девчушка, носящаяся по полю, как угорелая. В его роду только мальчишки рождаются. Отец всегда говорил, что без мужской руки семьи не существует. Маленький Панкрат слушал и соглашался, потому как перечить отцу противопоказано.
Прошел месяц. Галя ходит сама не своя. Ждать ли красных дней календаря или можно рыдать в подушку, горюя о потере ребенка? Каждое утро она просыпалась в страхе, что обнаружит на простыне красное пятно. Осторожно приподнимаясь, Галя проводила ладонью сначала по подолу сорочки, потом – по простыни. Сухо. Слава тебе Господи, сухо! Выходя из комнаты, она широко улыбалась.
– Чего скалишься? – Марфа вытаскивала из печи чугунок с молочной кашей. – Бегом корову отвязывать. Я не успеваю мужиков кормить и за скотиной приглядывать.
– Как же Вы раньше без меня жили? – поддевала Галя свекровь, выходя в сени.
– Счастливо жили. У-у, стерва, – Марфа провожала сноху колким взглядом и ждала, когда сын вернется после купания.
Летом и до середины сентября Степан часто бегал на речку, чтобы искупаться, подумать о самом сокровенном, встретиться с другом.
– Степ, как оно – быть женатым? – Митька выжал трусы, надел их и потянулся за штанами.
– Да я еще не разобрал. – Выходя из воды, Степан попрыгал на одной ноге, постучал ладонью по уху, чтобы выбить воду из слухового прохода.
– Да ла-адно! – друг затянул ремень на поясе. – Тебе ж все карты в руки! Обнимайся, сколько хочешь, целуйся. Не надо теперь к девкам приставать. Слушай,