Если юноша до сих пор не имел гомосексуального опыта, то такой групповой акт насилия должен был повредить ему… да-с… простите, барышня, задний проход. И он как минимум должен был испытывать чувство неудобства при сидении. Вы заметили что-то такое?
– Нет! – резко ответила Аня. – Я же говорю вам, никто его не насиловал – все закончилось так, как я сказала.
– Отчего же он тогда повесился?
Тут не выдержал и я.
– Так ведь доктор уже сказал, он не повесился. Его повесили. И это очевидно! Эти самые «сестры» не хотели, чтобы человек, который видел их лица, гулял на воле. Они либо подослали к нему своего прислужника – того же Брома, либо сделали это сами.
– Да? – повернулся ко мне следователь. – И оставили улику? – Он протянул бумажку, вынутую доктором из кармана юноши. – Не слишком ли странно?
Я пожал плечами.
– Нет, дело тут ясное – это самоубийство. И значение записки очевидно – юноша сам написал ее, положил в карман и повесился.
– Можно сличить почерки, которыми написаны стихи и записка, – предложил я.
Следователь досадливо скривился.
– Не вижу особого смысла. Мы и так потеряли много времени. Семенов! Давай сюда протокол.
Взяв у пристава бумагу, следователь передал ее на подпись Ане. Девушка вопросительно взглянула на меня. Я мог бы ей посоветовать не подписывать протокол, требуя более тщательного расследования, однако не сомневался, что оно будет проведено спустя рукава и результата не даст. Поэтому просто отделался пожатием плеч. Так что Аня протокол подписала.
Когда следователь, доктор и пристав ушли, Аня снова повернулась ко мне. В глазах у нее стояли слезы.
– Это нечестно, – сказала Аня обиженно. – Мой брат… он не заслужил этого.
Я вздохнул.
– Как я напишу маме с папой? Как я им все это скажу?
Нижняя губка у нее задрожала. Мне было жаль ее, однако поделать я тут уже ничего не мог.
– Есть ли у вас деньги на похороны? – спросил я, доставая бумажник.
Она помотала головой.
– Вот, примите от меня. Здесь немного, но хоть что-то. – Я положил несколько кредиток на стол.
– Нужна ли вам еще какая-то помощь?
Аня беспомощно взглянула на меня.
– Спасибо. Только одно. Вы не могли бы передать Надежде Петровне, что я сегодня уже не приду?
– Конечно! Прямо сейчас схожу и передам.
Аня заколебалась, а потом, шмыгнув носиком, продолжила:
– Я сказала им не все.
– Да?
– Есть кое-что, о чем я не сказала. Это касается Надежды Петровны.
Я удивился. Каким образом Ламанова оказалась впутана в это дело?
– Когда Юра рассказывал про этих мужчин… тот – молодой – похвастался, что их платья шились на заказ у Надежды Петровны.
– Вот так так?
– Ведь это теперь не важно? Я правильно сделала, что не рассказала об этом?
– Совершенно правильно.
– Хорошо… – Ее плечи совершенно поникли.
Я так и оставил ее – маленькую, поникшую, сидящую на табурете, с которого ее