сорока лет. Плавные движения, мягкий голос, аккуратно зачесанные волосы и скромная одежда отражали ее внутренние ценности.
– Доброе утро, красавица, – улыбаясь, сказала она дочери. – Сегодня папа решил приготовить на завтрак нечто особенное, и ты можешь поваляться еще.
Анимаиса улыбнулась в ответ, но сердце ее неприятно екнуло. С тех пор как она осознала свою любовь к приготовлению пищи, родители всячески старались лишить ее этого удовольствия. Девушка решила снова не подавать вида, насколько ее расстраивает подобное отношение, но утреннее приключение с чернилами оставило следы в прямом смысле, и мать сама сменила тему.
– Что с тобой? – удивленно спросила она и попыталась оттереть щеку от синей кляксы.
Девушка дернулась, но взятая врасплох, решила частично признаться. Непривычно краснея, она начала мямлить и сочинять небылицы, в которые никто бы не поверил. Неумелая ложь выдала Анимаису с первых секунд, но мать терпеливо слушала и не перебивала.
– Вот так и было, – закончила она, – теперь мне нужны новые ручки. Я хочу сходить за ними после завтрака, заодно встречусь с Ритой.
– Но сегодня утром должно прийти письмо от семейства Дучак, – возразила мать.
– Тогда я схожу после обеда.
– Не получится, – покачала головой женщина. – Сейчас быстро темнеет, и ты должна быть дома.
– Почему нельзя прочитать письмо вечером? – нахмурилась Анимаиса. – Оно же никуда не денется.
– Это Дучак, – спокойно ответила мать. – Если они напишут нечто важное, нам нужно отреагировать сразу.
– Какая глупость! – впервые не выдержала Анимаиса. – Письмо идет и так долго. Ничего страшного, если подождет еще несколько часов!
Девушка обиженно накрылась одеялом и отвернулась к стене. Приторная, липкая забота родителей не смущала ее в детстве, но теперь, в преддверии совершеннолетия, Анимаисе захотелось сбросить с себя нежную паутину безусловной любви и вырваться на свободу.
– Рита говорит, что Дучак – сектанты, – резко заявила она в надежде уколоть мать.
Женщина не приняла всерьез выпады единственной дочери и погладила ее по голове.
– А мы? – улыбнулась она. – Мы следуем той же вере, тем же правилам, у нас одинаковые убеждения и жизненные цели.
– У меня – нет, – прошептала Анимаиса и испугалась собственной откровенности. – Мне понятно далеко не все.
– Что тебя смущает? – нежно спросила мать, хотя на лице ее сгруппировались напряженные морщины. – Ты всегда можешь поделиться любыми тревогами со мной и папой.
Раньше Анимаиса так бы и поступила, но все чаще поступки родителей противоречили словам. Девушка упрямо молчала.
– Мы можем поговорить, когда ты будешь готова, – успокоила мать, и это подействовало. Анимаиса повернулась, села на кровати и приготовилась выкладывать все, что мучило ее последний год.
– Мне ничего нельзя, – произнесла она. – Нельзя гулять вечерами, нельзя покидать деревню, нельзя