сложная и, прямо скажем, непосильная задача – спасение своей Одесской группировки. И он на первых порах, надо полагать, таил надежду, что пути господни к спасению действительно неисповедимы. Два из них он видел даже своим земным оком. Первый путь – предпринять попытку прорваться на Тирасполь через Раздельную и Кучурган, организовать планомерную переправу войск через Днестр. Другой путь – двинуть Одесскую группировку к юго-западу на Овидиополь, а затем по узкой косе через Каролино-Бугаз и на плавсредствах перебросить войска через Днестровский лиман. Во втором случае они оказались бы отделенными от основных сил группы армий «А» пространством около двухсот километров. Но судя по тому, что наступавшие вслед за конно-механизированной группой армии генералов Шарохина и Чуйкова нацеливались на Раздельную (именно ее передовым частям и должна была передать город бригада полковника Завьялова), первый путь отхода Шернер мог смело вычеркнуть из своего плана.
От Раздельной конно-механизированная группа стремительно двинулась на юг вдоль Кучурганского залива, перерезая дороги, идущие с востока на переправы через Днестр. Уже первые километры пути со всей суровой определенностью подтвердили, что впереди нас ждут неимоверно тяжелые испытания.
Благодаря широкой и энергичной разведке мы знали, что в районе Кучургана и Страссбурга находятся части 12-й и 14-й румынских пехотных дивизий и 258-й немецкой пехотной дивизии, была выявлена организованная ими система обороны. Это и определило скоротечный характер кучурганского боя. Но сколько искрометных тактических маневров и ударов, сколько подвигов свершилось в эти предутренние часы в наших частях и соединениях!
Героем кучурганского боя был 40-й Майкопский полк подполковника Головащенко – офицера опытного и самоотверженного. Он на тачанках направил в обход станции пулеметное подразделение под командованием старшего сержанта Кравченко. Под покровом темноты тачанки ворвались на станцию и начали уничтожать гитлеровцев в вагонах. Услышав, что пулеметчики завязали бой, Головащенко дал сигнал общей атаки полка. Мне довелось быть невольным свидетелем рассказа старых казаков об этом бое.
– Порубили в Кучургане фашистов, чтоб не соврать, сотен… – лейтенант Гришко прищурил глаз, крутнул седеющий ус и, решив, что «сотен» – это не то слово, добавил: – Эдак сотни три. Это только клинками. Многие фашисты вскочили на машины и кинулись на Тирасполь. Куда там! Застряли в грязи. Всех посекли пулеметами с тачанок.
– А вот сих, – прервал его одностаничник и друг казак Кривошапка, кивнув на пленных, – мы из камыша выкурили.
Для него, чувствовалось, никаких военных субординации не существовало. Он не утерпел отметить, что в двадцатом году на Кубани вот так же «выкуривали» из плавней улагаевцев, которых Врангель послал захватить казачьи земли.
– Много времечка минуло, – закончил Кривошапка, – а вот сноровка сгодилась.
Я понял, что старику хочется сказать