Дмитриевич напишет черновик ответа Екатерине Александровне Головкиной, на тот момент покинувшей Минск. В этом же месяце, но чуть позже он поручит И. И. Маслову (он вел все его хозяйственные дела), отправить ей полторы тысячи рублей золотом…
Кто знает, о чем думал великий человек тогда? Но факт остается фактом: таких женщин, как его мать Ольга Николаевна Скобелева, ему встретить так и не довелось. Возможно, в этом и заключалась трагедия его личной жизни…
Ольга Николаевна была женщиной большого петербургского света, но обладая редким умом и честолюбием, она не только довольствовалась этой ролью. Мать «белого генерала» принимала самое живое участие во многих предприятиях своего сына.
«Ольга Николаевна была очень интересной женщиной, с характером властным и настойчивым. Она очень любила своего единственного сына, посещала его даже в походной обстановке и своей широкой благотворительной деятельностью поддерживала его политику в славянском вопросе», – так ее оценит барон Н. Н. Кнорринг.
Когда умер отец Михаила Дмитриевича, его мать всю себя посвятила помощи больным и раненым и на Балканах возглавила отдел общества Красного Креста. Она много сделала для организации снабжения госпиталей Болгарии и Восточной Румелии, основала в Филиппополе приют для сирот, а также организовала еще в нескольких городах приюты и школы.
В июне 1880 года ее жестоко убил капитан Узатис. О том, как это произошло, пишет Валерий Ярхо:
«генеральша Скобелева выехала из Филиппополя около девяти вечера, направляясь в Чирпан, где намеревалась посетить госпиталь и передать врачам деньги, собранные благотворителями. На ночь глядя решили ехать из-за несносной дневной жары – дожидались, когда станет прохладнее. В наемном экипаже отправились, помимо кучера-болгарина, сама генеральша, ее горничная Катя и он, Иванов, ехавший на козлах вместе с кучером. Покинув город, фаэтон генеральши покатил вдоль речки Марицы, однако путешественники не миновали и версты, как услыхали, что кто-то по-русски крикнул вознице: “Стой!” – и тот придержал коней…
Человека, окликнувшего возницу, первой узнала горничная Катя: “Капитан Узатис! Как это мило – вы все-таки решили нас проводить?!”… Ни слова не отвечая, капитан приблизился к экипажу. В руках у него была обнаженная черкесская шашка. Иванов, привстав на козлах, увидел, что сзади к фаэтону подкрались еще двое, – и в этот момент они как раз сдернули с козел кучера. Тот инстинктивно вцепился в Иванова и потащил его за собой, чем спас ему жизнь. Узатис, легко шагнув на ступеньку экипажа, рубанул унтера шашкой, целя в голову, но Иванов уже повалился с козел вместе с кучером, а потому удар пришелся по левой руке, отвалив кусок живой плоти по самый локоть. Упавшего на дорогу Иванова пырнули еще кинжалом, и, лежа на земле, он не видел, что творилось в экипаже. Услыхал только исполненный ужаса крик Кати: “Узатис, что вы делаете?!” – потом снова свист шашки, хруст костей, хрипы и стоны жертв. Напуганные лошади дернули с места, но