передо мной с разукрашенным красками лицом. Но девочка как завороженная смотрела в ту сторону, куда только что увели спятившего мужчину.
– А что с тем дядей? – мельком взглянув в протянутое зеркало, спросила она.
– Ему нездоровится. За ним уже едут врачи, – обманывать такую крошку было легко. Но врать себе – все труднее. Смотря, как день за днем люди насилуют душу окружающим развратом, я понимала, что проигрываю эту битву, что нужна большая сила, чем я сама, и ждала, пока хранители Эссенцио пошлют сигнал о скором приближении помощи.
Девочка смахнула волосы за спину и все-таки посмотрела на свое отражение чересчур взрослым для такой крошки взглядом. Я осмотрелась по сторонам в попытке найти ее отца, который оставил дочку еще полчаса назад, и смогла заметить его в толпе у барной стойки импровизированного салуна.
Внезапная мысль пронзила сознание. Ужалила. Выпустила яд. До омерзения противно стало смотреть, как родители бросали тут детей в надежде насладиться свободным временем и совершенно не беспокоились об их дальнейшей судьбе как минимум пару часов. Решение пришло мгновенно. Пальцы потянулись за острой иглой.
– Давай я еще кое-что нарисую у тебя на руке? – все еще улыбаясь, спросила я. – Вот тут, на запястье.
Девочка нахмурилась, спрятала руки за спиной.
– Зачем?
– Это будет защищать тебя. – Недовольная гримаска. – На удачу. Только будет немного больно и надо потерпеть. Сможешь не кричать?
Тоненькая рука легла в мою ладонь. Уверенным заученным движением я нарисовала знакомый символ телесной краской, совсем незаметной на бледной коже, лишенной возможности проводить время на солнце из-за патологической необходимости отправлять ребенка то в школу, то в спортивную секцию, то просто усадить к телевизору – только бы не мешал. Заклеив символ пластырем, я еще раз улыбнулась и погладила малышку по волосам.
– Ты очень храбрая. Это будет наш секрет. Да?
Девочка радостно закивала. Губы кривились от боли, но она была не такой сильной, чтобы закричать. Скорее, это просто привычка – устроить истерику, чтобы пожалели.
Подошел ее отец. От него пахло пивом и сигаретами, пальцы перепачканы крошкой соленого арахиса. Он критическим взглядом посмотрел на разноцветную бабочку на горделиво задранной вверх мордашке, хмыкнул, схватил дочь за руку и ушел, забыв поблагодарить. Я этого не заметила – в кресло усаживался бугай, метра под два ростом, с блестящей лысиной и густой бородой. На языке вертелась шутка, которую я иногда вворачивала в беседу, чтобы разбавить напряженность недоверия ко мне как к мастеру, но слова не успели сорваться с губ.
– Вы видели, что произошло? У вас тут первый ряд, – грубый низкий голос соответствовал внешнему виду мужчины.
– Вы про…
– Про этого чудика, которого увезли.
– Его уже увезли? – я вертела в руках альбом с примерами татуировок и смотрела в сторону выхода.
– Да,