Дочь истошно орала после еды, маялась животом и слабела быстрее, чем росла. Просьба привезти коровье молоко из города вызвала у мужа приступ ярости. Пепельник сдержался, не тронул их с дочкой ни когтем, ни пальцем, только выл и орал, пугая оленей и мелкую живность, обитавшую вокруг заимки.
Альма, мало на что надеясь, повторила просьбу отцу – в его ежемесячный визит. Получила равнодушный ответ: «Или привыкнет, или подохнет. Мне больная внучка не нужна». Пришлось выкручиваться, изобретая блюда из имеющегося набора продуктов – без оленьего молока. Альма ловила куропаток и рыбу, варила бульоны и студень с ягелем, почти несладкие кисели – тот же ягель, крахмал и замороженные или свежие фрукты. Здравка ела неохотно, продолжала худеть и плакать, Пепельник злился, требовал: «Заткни ее, чтобы я этого писка не слышал!», но уйти в город не позволял. Следил, дважды возвращал, пресекая попытки сбежать с котенком в зубах. Со временем начал оставлять Здравку в заложницах, отпуская Альму на охоту и сбор ягеля или ягод на полдня. Страх, что Пепельник сделает с дочкой что-то плохое, обессиливал. Охота и рыбалка не удавались. Альма все чаще возвращалась без добычи, кормила и долго укачивала капризничающего ребенка, задремывала, стараясь не проваливаться в глубокий сон. Чтобы на следующий день повторить те же самые действия: охота, рыбалка, готовка, нянченье, тревожное забытье.
Отец в каждый свой приезд повторял: «Радуйся, что я тебя хорошему альфе отдал. И тебя, и ребенка терпит. Не бьет». Альма кивала, опасаясь перечить не просто старшему родичу – шаману! – и каждый раз думала, что Пепельник не бьет ее только из опасения навлечь на себя гнев отца. Муж не блистал умом, это было заметно. Зато отличался исполнительностью. Если бы Альма знала, какие Пепельнику выдали инструкции, жить было бы намного легче. Но она ничего не знала. Шарахалась, услышав громкое слово, вздрагивала при резком жесте – все время ждала подвоха.
Временами, когда бесконечный страх разжимал когти, Альма понимала – происходит что-то странное. Она прекрасно помнила свое детство: жила то на заимке у матери, то в интернате. Знала ли она, что ее отец – шаман? Знала. На праздниках, когда древесные барсы, собиравшиеся возле тайного святилища, молили Кароя и Линшу о богатой добыче и легкой зимовке, ждали изъявления их воли, отец одарял ее дополнительным прикосновением ко лбу, проговаривал: «Да пребудет с тобой благость». Иногда Альме приходилось добираться домой одной, потому что мать покорялась воле альфы, оставалась рядом с ним, чтобы утолить голод тела. На заимку к матери отец никогда не приезжал, про Альму сказал: «Она мне не пригодится, кошки дар не наследуют». Не любил, не баловал, не обижал – нормальное отношение для древесного барса.
В школе Альма училась урывками. После весенних дождей ее забирали, используя как рабочие руки по сбору напитавшегося водой ягеля – это был основной заработок матери, сдававшей ценное сырье на заготовительный пункт. Летом и ранней осенью надо было запасать ягоды, рыбу и птицу. Зимой Альму отправляли в интернат, чтобы сэкономить