него не похожи. – Алекс вдруг делает вот такое удивительное и в чём-то для всех потрясающее заявление. И Заноза даже на мгновение потерял дар своей речи, не только не зная, а не понимая совершенно, что можно противопоставить такой несусветной глупости.
– Я не буду спрашивать на кого я похож, – вроде как собравшись в себе, отвечает Заноза, – но мне хотелось бы знать не просто ответ на вопрос, на кого тогда похож ни разу вами не виденный Карлос Домионис, а вы уж до нас спуститесь и разверните свой ответ, рассказав всё-таки нам, какими инструментами вы пользуетесь для идентификации человека.
– Мне он представляется не вами. Вот и всё. – Даёт простой ответ Алекс.
– Как я вас понимаю. – Говорит Заноза. – То ваша идеологическая база крепится только на ваших представлениях о вещах. Как по мне, то на установках природной пропаганды. Жертвой которой, вы являетесь. – Алекс прямо охеревает от таких выводов на свой счёт Занозы. – И тогда у меня возникает логичный, впрочем, риторического характера вопрос. – Кто тогда в вашем представлении есть женщина? – Заноза без всякой сдержанности в сторону приличия, с явным указанием на одно тут известное и присутствующее лицо, прямо каким-то нахрапом задаёт этот, пригвоздивший Алекса к перебивке своего дыхания вопрос.
И здесь хочешь того или нет, с невозможностью в себе скрыть не только рефлексы, а сами рефлекторные потуги в сторону своих намерений глянуть хоть одним глазком в сторону так неожиданно вытащенного на слух вопроса обсуждения, да одёрнешься мельком взглядом в сторону Кристины. Кто стоит, как неживая, захваченная так для неё пакостно и неожиданно врасплох этим оценочным вопросом. И что самое для Кристины странное, так это то, что она, как она до сего момента себя помнит, будучи ярой защитницей прав женщин быть кем ей захочется, на этот раз чего-то не почувствовала в себе особого желания отстаивать это право своего сознания. И ей из непонятно для неё каких побуждений, захотелось поддерживать неоспоримое право быть той, кем она была от своей природы рождения.
А вот тут на пути к этому встал так называемый когнитивный диссонанс. Так всё внутри у неё противостояло такому к себе хамскому и собственно оценочному подходу, – как это ещё понимать, они будут меня оценивать и решать, достойна ли я представлять собой женский пол, – а с другой, возможно, что с ветрено-кокетливой стороны, всё в ней из того, что отвечало за физическую привлекательность, сконцентрировалось на том, чтобы себя выставить в самом лучшем свете, – встречают по одёжке, это правило никто не отменял, – и Кристина, в общем, сама не своя замерла в ожидании выносимого в свою сторону вердикта.
А эти наглецы и хамы в одном и двух лицах одновременно и нет, падлы не спешат подводить на её счёт итог, тем самым ведя недостойно настоящих, ну и пусть из традиционного прошлого мужчин, кто с одного взгляда может оценить настоящую женщину, а этим гадам надо ещё на неё, как следует посмотреть, в себе в её сторону по придираться, чтобы уже себя поднять в её глазах, и всё равно выразить