значение которых ты просто не понимаешь, – попытался объяснить я. – Возможно, пока.
– Какие-то мрачные символы, – ответила она. – Я бы предпочла вместо отрубленных голов – цветочки, а вместо скорбных мин – улыбки.
Отец Пейн уже не улыбался, взгляд его стал ледяным.
– Женя просто еще слишком молода, чтобы понять суть нашей веры, – попытался я заступиться за нее. – Еще не доросла. Мудрость приходит с годами. Ведь многие начинают верить только ближе к старости.
– Не к старости, а к смерти, – поправила она. – И я прекрасно понимаю почему. Как сказал один уважаемый мною человек: «Не бывает атеистов в окопах под огнем». Люди просто боятся умереть, точнее, опасаются неизвестности: есть ли что-то там, за чертой. Вы же им постоянно говорите, что жизнь смертью не оканчивается, и рассказываете о бессмертии души. Да еще и убеждаете, что тех, кто следует за вами, ожидает прекрасное местечко под названием Рай, а всех, кто не с вами, – адское пекло и вечные муки. Вот люди и начинают ближе к смерти бегать в церковь. Так, на всякий случай: вдруг там и правда все это есть?
– Что ж в этом плохого? – удивился я. – Хорошо, если хотя бы в конце жизни человек становится на путь праведника.
– Праведника ли? – усмехнулась она. – Или труса, признавшего чужое мнение под угрозой жестокой расплаты? Скажи: если маньяк перестает убивать только потому, что над ним нависла смертная казнь, разве ты можешь сказать, что он перевоспитался и стал праведником? Но я всех этих людей не виню: все мы боимся умереть, это естественная реакция – инстинкт самосохранения. Под угрозой смерти согласишься с чем угодно. Вы же грозите не просто смертью – а кошмарной вечностью! Чего тут удивляться, что у вас так много последователей, особенно стариков. Вот только меня удивляет другое. В мире существует множество религий, и практически в каждой есть свое послесмертие. Так почему бы одновременно не поверить в какого-нибудь Зевса? Вдруг древние греки были правы и после смерти нас ждет царство Аида? Или можно приносить жертвы Одину, на всякий случай: вдруг окажешься в Вальхалле? Я так и вовсе могу выдумать, что после смерти человек отправляется на чудесную планету Мимитрям, где злые мимитрямбики издеваются над всеми, кто не верил в них при жизни. Так почему бы и в это на всякий случай не поверить?
Отец Пейн угрюмо молчал. Пока Женя говорила, я наблюдал за выражением его лица. Магистр смотрел ох как недобро, а кулак его сжимал стаканчик с такой силой, что еще немного – и прольется кроваво-красное вино. Я понимал: он скоро сорвется. Меня удивляло, как это журналистка столько времени безнаказанно произносит такие еретические речи. Видимо, отца Пейна сдерживало лишь то, что эта барышня нам еще нужна.
– Вообще, меня поражает то, что в мире так много людей с религиозным мышлением, – продолжала Женя развивать эту тему, не замечая, что уже ступает по тонкому льду. Видимо, вошла во вкус. Мне даже показалось, что она специально все это говорит: словно дразнит магистра, хочет вывести его из себя. – К примеру, упомянутые