не разговаривал с тех пор, как в начальных классах дергал девочек за косички. Но ведь нужно же как-то завязать разговор, чтобы постепенно перейти к сути.
– Я студентка. Учусь на журфаке, – несколько прохладно ответила она. – И, кстати, если проболтаю с вами еще дольше, рискую не успеть к закрытию общаги.
– Так давайте я провожу вас. По пути и поговорим.
Она кивнула:
– Тут недалеко.
Мы не спеша пошли вдоль дороги в сторону микрорайона.
– Итак, на чем мы остановились? – спросила она.
– На ужастиках, которые вы пишете.
– Нужна же какая-никакая практика. В серьезное издание начинающему писаке соваться бесполезно. Вот и приходится желтушничать. С другой стороны, в подобных СМИ есть где развернуться. Если не писать откровенную туфту вроде того, что ваяет дедушка-автор, даже интересно работать. К тому же я ничего не сочиняю. Некоторые наши писатели считают, что в подобных газетах главное – не правдиво, а правдоподобно. Я же придерживаюсь правила, что в материале могут быть домыслы, но я категорически против любого вымысла.
– Значит, вы пользуетесь только правдивыми источниками? – обрадовался я, что наконец смогу подойти к интересующей меня теме.
– Выведываете мою агентуру? – Она смерила меня насмешливым взглядом. – Вообще, журналистская этика не позволяет мне раскрывать имена моих информаторов. К тому же у меня пока нет причин вам доверять. Вдруг вы параноик, задумавший прикончить моего осведомителя по личным причинам?
– Я, что, похож на маньяка?
Она остановилась и пристально посмотрела мне в глаза:
– Нет, вы похожи на религиозного фанатика. А до фанатиков порой в вопросах садизма некоторым маньякам как до луны пешком.
Я почувствовал, как во мне снова заклокотала злость. Да кто она такая, чтобы судить о вере и каре Господней? В другое время, если бы кто-то мне такое сказал – уже умылся бы кровью! Между нашими взглядами словно проскочила искра ненависти. И вдруг я понял: это не просто предубеждение против религии! Похоже, в ее жизни случилось нечто такое, связанное с верой, что оставило рану в ее душе. Очень глубокую рану!
– Чем вам священники-то не угодили? – смягчился я.
Она не ответила. Лишь повернулась и молча пошла дальше. Мы углубились в сквер и по дорожке направились в сторону многоэтажек. В некоторых окнах уже горел свет: начинало смеркаться. Женя шла молча, хмуро глядя себе под ноги. Уж не знаю почему, но мне захотелось переубедить это озлобленное юное создание.
– Вы как-то искаженно судите о вере и о тех, кто стал на духовный путь, – начал я. – Иисус Христос учит нас любви и всепрощению. Вера – это свет, призванный спасти человечество…
– Даже если это свет от костров инквизиции? – резко оборвала Женя.
Я вдруг снова вспомнил недавний языческий шабаш, на котором мы карали еретиков, и их гигантские костры. А также другой костер – на котором сгорела ты, Рита, – и убийцу, предавшего тебя такой смерти. Кулаки мои невольно сжались, отозвавшись